logo
Сукало / К экзамену / Осмысление размытости

7. Дискурс

Дискурс (от латинского «блуждать») – вербально артикулированная форма предъявления содержания сознания, регулируемая доминирующим в той или иной социокультурной традиции типом рациональности.

Неклассический тип философствования осуществляет своего рода пере­откры­тие феномена дискурса, как в контексте вербально-коммуникативных практик (анализ социокультурной обновленности речевых актов в структурализме и пост-структурализме; трактовка Хабермасом дискурса как рефлексивной речевой коммуникации, предполагающей самоценную процессуальность проговаривания всех значимых для участников коммуникации её аспектов), так и в широком социо-политическом контексте.

В связи с вниманием философии постмодернизма к проблемам вербальной и, особенно, речевой реальности, понятие дискурс оказывается в фокусе внимания, переживая своего рода ренессанс значимости. В отличие от историко-фило­соф­ской традиции, понимавшей дискурс как своего рода рационально-логи­чес­кую процедуру «скромного чтения», то есть, декодирование по мере возможности при­су­щего самому миру смысла, постмодернизм интерпретирует дискурсивные практики принципиально альтернативно. «Не существует никакого предис­курсивного провидения, которое делало бы его благосклонным к нам» (Фуко).

В контексте классического мышления дискурс репрезентирует автохронный смысл и внутреннюю логику объекта. Постмодернизм же – в контексте постмета­физического мышления – центрирует внимание на нонсенсе как открытой воз­мож­ности смысла и на трансгрессивном прорыве смысла в его открытость.

Дискурс интерпретируется как «насилие, которое мы совершаем над вещами», по мысли Фуко. В рамках стратегии постмодернизма центральным предметом философии оказывается дискурс, понятый в аспекте своей формы, а это значит, что центральное внимание философия постмодернизма уделяет не содер­жатель­ным, а сугубо языковым моментам. Дискурс рассматриается в постмодер­нистской философии в контексте парадигмальной для неё презумпции «смерти субъекта» (согласно Фуко). «Дискурс – это не жизнь, время дискурса – не наше время. В каждой фразе правил закон без имени, белое безразличие. Какая разница, кто говорит, сказал кто-то».

Постмодернистская парадигма «смерти субъекта» не только влечёт за собой выдвижение феномена дискурса на передний план, но и задает ему фун­да­мен­тальный статус. Речь идёт о том, чтобы отнять у субъекта или его заместителя роль некоего изначального основателя и проанализировать его как переменную и сложную функцию дискурса. В этом контексте дискурс начинает рассматриваться как самодостаточная форма артикуляции знания в конкретной культурной традиции, вне каких бы то ни было значимых моментов, привносимых со стороны субъекта. В этом семантическом пространстве дискурс полагается как могущий осуществляться в анонимном режиме. Таким образом, дискурс трактуется постмодернизмом в качестве самодостаточной процессуальности.

«Дискурс имеет форму структуры толкований. Каждое предложение, которое уже само по себе имеет толковательную природу, поддается толкованию в другом предложении – реально имеет место не интерпретационная деятельность субъек­та, но моменты самотолкования мысли» (Деррида).

Существенным аспектом постмодернистской концепции дискурса является его интерпретация в свете идеи нелинейности. Дискурс рассматривается в контексте таких презумпций, как презумпция творческого потенциала, презумпция заложенности в него тенденции ветвления смысла, презумпция имманентной неподчиненности дискурса принудительной внешней причинности.

Особенное значение придают в этом контексте такие этимологические значения латинского термина «дискурс» – диакурсус, как круговорот и развет­в­ление, разрастание. Детальный анализ механизмов регуляции дискурсионных практик со стороны культуры позволяет Фуко сделать вывод о глубинной огра­ниченности и подкодконтрольности дискурса в культуре классического западно­европейского образца. Фуко связывает это с тем, что реальная креативность дискурсивных практик, открывающая возможность для непредсказуемых моди­фикаций плана содержания, подвергает, по его мнению, серьезному испытанию глубинные установки европейского стиля мышления. Прежде всего, это от­носится к идее универсального логоса, якобы пронизывающее космически орга­низованное (и потому открывающееся логосу познающему) мироздание, чьи законы, в силу своей необходимости, делают все возможные модификации порядка вещей предсказуемыми и не выходящими за пределы инеллигибельных границ – таящиеся в дискурсе возможности спонтанности чреваты случайным и непредвиденным выходом за рамки предсказуемых законом состояний ставит под угрозу сам способ бытия классического типа рациональности, основанный на космической артикулированной антологии и логоцентризме.

Таким образом, за видимой респектабельностью того статуса, который, казалось бы, занимает дискурс в классической европейской культуре, Фуко усматривает своего рода страх. «Все происходит так, как если бы запреты, запруды, пороги и пределы располагались таким образом, чтобы хоть частично овладеть стремительным разрастанием дискурса, чтобы его беспорядок (креативный хаос) был организован в соответствии с фигурами, позволяющими избежать чего-то самого неконтролируемого».

По оценке Фуко, страх перед дискурсом есть ни что иное, как страх перед бесконтрольным, и, следовательно, чреватым непредсказуемыми случайностями разворачиванием творческого потенциала дискурса. Страх перед хаосом, разверзающимся за упорядоченной вековой традицией метафизики космоса и нерегламетрируемой универсальной необходимостью – «страх перед лицом всего, что тут может быть неудержимого, прерывистого, воинственного, а также беспо­рядочного и гибельного, перед лицом этого грандиозного, нескончаемого и нео­бузданного бурления дискурса». Современная культура, по мысли Фуко, в от­личие от классической, стоит перед задачей вернуть дискурсу его характер со­бытия, то есть освободить дискурсивные практики от культурных ограничений, пресекающих возможность подлинной новизны (событийности). Мысли, свя­занные со случайным (незаданным исходными правилами) результатом.

Рассматривая событие как флуктуацию в поле дискурса, Фуко наряду с этим фиксирует и её внутренний (реализуемый на уровне организации дискурсивного поля и сопряженный с познавательным целеполаганием мыслящего субъекта) характер, противопоставляя событие - творчеству, и относя последнее к числу ключевых интерпретационных презумпций европейской классики.

Выдвигая в противовес культуре классического типа, где «с общего согласия искали места для творчества, искали единства произведения, эпохи и темы, знака индивидуальной оригинальности и безграничный кладезь сокрытых значений», – радикально новую методологию исследования дискурсивных прак­тик. Фуко разрабатывает и принципиально новый для этой сферы категориальный аппарат, вводящий понятие случайной флуктуации в число базисных понятийных структур новой дискурсивной аналитики. По оценке Фуко, фундаментальные понятия, которые сейчас настоятельно необходимы, это понятия событий и серии с игрой сопряженных с ними понятий – регулярность, непредвиденная слу­чай­ность, прерывность, зависимость, трансформация.