3. Некоторые особенности информационного общества

Начавшееся столетие позиционируется как “информационная эпоха” и вместе с тем как эпоха глобальных угроз и “вызовов” человечеству. Случайно или закономерно, но получилось так, что в историческом времени совпали две мегатенденции, определяющие будущее человечества: информатизация и глобализация10. Мегатенденции не обособлены, а, напротив, взаимосвязаны и даже взаимообусловлены. Процессы глобализации прокладывают человечеству путь в глобальное (всемирное) многонациональное общество. Вместе с тем разрешение большинства глобальных проблем требует постоянного и оперативного информационного взаимодействия в планетарном масштабе, которое можно обеспечить только в рамках информационного общества. Получается, что построение глобального информационного общест- ва — ключевая проблема и конечная цель как мегатенденции информатизации, так и мегатенденции глобализации. Мегатенденции в значительной степени предопределяют социальные и политические проблемы информационного общества, имеющие отношение к будущему библиотечного института. Назову некоторые.

1. Глобальной экономической проблемой являются диспропорции в мировой экономике, когда совокупное богатство 225 богатейших людей планеты равно ежегодному доходу 2,5 млрд бедняков, составляющих более 40 % человечества. Экономически абсурдна ситуация, когда общее состояние трех богатейших миллиардеров превышает совокупный валовой внутренний продукт 48 беднейших стран. Либеральные футурологи не видят способа уменьшить пропасть между богатыми и бедными и почти единодушно предсказывают, что в наступившем столетии она будет только увеличиваться. Поэтому не кажется вздорным афоризм, что экономическая глобализация — “финансовое насилие в планетарном масштабе”. Боюсь, библиотекам не удастся избежать последствий этого насилия.

2. Глобализация обеспечивает всемирные масштабы коммуникации, широчайшие возможности культурного обмена и туризма, она создает безграничные, казалось бы, возможности для просвещения, взаимопонимания, культурного прогресса, сотрудничества всех народов Земли. Однако неуправляемая, неконтролируемая глобализация несет массу отрицательных последствий. Благодаря электронной телекоммуникации, в разных регионах модернизируется восприятие действительности, изменяются стиль жизни и ценностные ориентации людей. В качестве идеала представляется вестернизированное космополитическое сообщество, и “экспансия унифицированных образцов поведения, чужеземных культурных обычаев, норм, ценностей угрожает самому существованию множества самобытных национальных культур, а потому вызывает негативную реакцию, протесты антиглобалистов”11. В этой ситуации очень важную социально-культурную миссию могут выполнить библиотеки как хранилища национальной культуры.

3. Нарастает угроза “столкновения цивилизаций”, о котором предупреждал американский политолог Сэмюэл Хантингтон12. По мнению политолога, в XXI веке доминирующим фактором мировой политики станут кровопролитные межэтнические столкновения. Аргументами в пользу неизбежности цивилизационных конфликтов служат такие социально-демографические проблемы, как всемирная урбанизация, рост нищеты и социальной неустроенности в многомиллионных мегаполисах (Мехико — 24 млн, Сан-Паулу — 23, Бомбей — 15 и т. д.), безработица в развивающемся мире (в 2000 году 1,7 млрд человек, к 2025 году прогнозируется более 3 млрд). Особенно острой является проблема миграции в богатые постиндустриальные страны. Во многих европейских странах иностранцы-неевропейцы уже составляют более 10 % населения, пробуждая ксенофобию и социальную напряженность.

4. В области международных отношений предсказывается управляемый хаос, характеризующийся следующими явлениями: перераспределение властных полномочий с национального на глобальный уровень и появление новых субъектов власти, таких, как международные регулирующие органы и неформальные центры влияния; конкуренция между США и другими претендентами на мировую гегемонию; формирование новых социальных общностей — мирового Севера и мирового Юга, помимо ранее существовавших Запада и Востока13. Международные отношения перестают быть сферой, где формально равные и суверенные члены выстраивают коалиции, взаимодействующие друг с другом; теперь возникает глобальная иерархия, на вершине которой “большая семерка”, НАТО и т. п., а на противоположном полюсе “отверженное племя государств-париев”. В этих условиях нормой становятся глобальные финансово-экономические кризисы, возрождение архаических ценностей и тоталитарных режимов, распространение оружия массового поражения и угрозы его применения, всемирное распространение криминальных структур, превращение терроризма в “системный” компонент информационного общества. Выйдут ли библиотеки на международную арену? Не знаю. Зато в национальных структурах без них не обойтись.

5. Информационное общество видится многим футурологам не равноправным содружеством соотечественников, а расколотым на два “полюса социального противостояния”: 1) высшая страта меритократов (“лучших людей”), представители которой происходят, как правило, из образованных и обеспеченных семей, отличаются высоким уровнем образованности, заняты в высокотехнологичных отраслях хозяйства, имеют в собственности или свободно распоряжаются необходимыми им условиями производства, занимают высокие посты в корпоративной или государственной иерархии; 2) низшая страта, состоящая из рабочего класса или неквалифицированных иммигрантов, которые отличаются невысокой образованностью и движимы, главным образом, материальными нуждами, заняты в массовом производстве или примитивных отраслях сферы услуг. Антагонистический раскол — постоянный источник социального напряжения в информационном обществе.

Особенность социального антагонизма будет состоять в том, что принадлежность к господствующей страте обусловливается не наследуемым социальным происхождением или материальной собственностью, а владением интеллектуальным капиталом — образованностью и творческими способностями. Изначально заложенное в недрах информационного общества антагонистическое противоречие, как доказывает в своих книгах экономист-футуролог В. Л. Иноземцев, гораздо более фундаментально, чем противостояние пролетариата и буржуазии. Дело в том, что способности, обеспечивающие процветание меритократов, не могут быть ни отчуждены, ни перераспределены. Дополнительный драматизм ситуации придает то, что рабочие не имеют шансов присоединиться к высшей страте, потому что умственное развитие и образованность достигаются с детского возраста и определяются средой воспитания и генетической наследственностью индивида. Поэтому низшая страта обречена на материальное обнищание и духовную деградацию, а высшая страта постепенно превращается в замкнутую касту, отторгающую пришельцев и воспроизводящую сама себя. Размежевание страт информационного общества не может не сказаться на практике чтения и на потребности в библиотеках. Количество читателей в библиотеках и число публичных библиотек будет сокращаться, оправдывая государственную политику “разбиблиотечивания общества”.

6. Страта меритократов, состоящая из талантливых создателей новой техники и высокопродуктивных технологий, монопольно владеющая основным хозяйственным ресурсом, которым являются информация и знания, обеспечит информационному обществу интеллектуальное развитие, материальное благополучие, социальный комфорт и техническое могущество, включая оружие массового поражения, о которых предыдущие поколения только мечтали. Однако необыкновенное интеллектуальное развитие высшей страты не гарантирует гуманизации информационного общества, расколотого на господствующее меньшинство и обездоленное большинство. А. А. Зиновьев в своем “социальном романе” “Глобальный человейник” (1997) утверждает, что антагонизм богатых и бедных сохранится в процветающем западном обществе, а население незападного мира будет по-прежнему “влачить жалкое существование вне всяких эпох и постэпох”. Он предвидит повсеместно ожесточенную борьбу между элитой и трудящимися массами, которая чревата самоуничтожением цивилизации. Элита обособится в неприступных и комфортабельных поместьях, поскольку “гораздо легче защитить отдельные категории людей от испорченной природы, чем спасти природу от порчи, исходящей от этих людей”.

Из сказанного следуют три вывода. Во-первых, в условиях антропогенно перегруженной Земли опасно обострились глобальные проблемы: перенаселение планеты; преодоление экологического кризиса; борьба с голодом, нищетой и болезнями; рациональное использование природных благ; сохранение мира, укрепление всеобщей безопасности и разоружение. В последнее десятилетие статус глобальных проблем приобрели международный терроризм и торговля наркотиками14. Мегатенденции глобализации и информатизации не разрешают, а, напротив, усугубляют угрозы существованию человечества.

Во-вторых, невиданный рост научно-технической мощи и экономического богатства соседствует с духовной деградацией и дегуманизацией отношений между отдельными людьми, народами, нациями, государствами. Если гуманизм основан на сотрудничестве и взаимопомощи, на равноправии и толерантности, на взаимопонимании и уважении других культур, то разрушительная дегуманизация проявляется в алчности и эгоизме, праве сильного и беспомощности слабого, аморальности и хамстве во всех их разновидностях. В экстремальных условиях столкновения цивилизаций и корыстных притязаний великих держав, межнациональных, религиозных, классовых конфликтов, озлобления обманутого и нищающего населения только гуманизация общественного сознания может спасти от гибели обезумевших людей. Как достичь нужного уровня гуманизации сознания — это главный вопрос в повестке дня XXI века. Главнее и сложнее, чем вопросы глобализации и информатизации.

В-третьих, гуманизация человечества, его духовное возрождение возможно только в том случае, когда знания и искусство, идеалы и мудрость, воплощенные в культурном наследии наций, в колоссальной памяти мирового сообщества, будут востребованы, поняты и оценены по достоинству самоуверенными потомками. Школа и литература, религия и средства массовой информации должны сыграть свою роль в гуманистическом возрождении постиндустриальной цивилизации, но без участия библиотечного социального института не обойтись ни в коем случае. Именно библиотеки, опираясь на многомиллиардные книжные фонды, завещанные предками, способны и должны выступить в качестве гуманистического символа нации15. Возникает, естественно, вопрос: почему этим символом не могут стать разбиблиотеченные информатории, почему нужно сохранять библиотеки в классическом их воплощении, то есть как “более или менее значительное собрание книг; место, откуда отпускают на определенных условиях книги для чтения на месте или на дом” (Ф. Ф. Павленков)? Разберемся внимательно в этом вопросе.