2.2.2 Является ли производительность, основанная на знании, особенностью информациональной экономики?

Историки экономики показали основополагающую роль технологии в процессе экономического роста. Именно она на протяжении всей истории, и особенно в индустриальную эру¹³, являлась причиной увеличения производительности. Гипотеза о решающей роли технологии как источника производительности в развитых экономических системах, похоже, может многое объяснить в истории экономического развития; не случайно она является общей для различных традиций в экономической теории.

Более того, проделанный Солоу анализ, впоследствии неоднократно использовавшийся Беллом и другими авторами как аргумент в пользу возникновения постиндустриальной экономики, фактически основывался на данных 1909-1949 гг., т. е. охватывал период расцвета американской индустриальной экономики. Действительно, в 1950 г. показатель занятости в промышленности США почти достиг своего пика (максимум был достигнут в 1960 г.). Таким образом, расчеты Солоу, используемые в основном как индикатор индустриализации, относились к периоду развития промышленной экономики. Каково же аналитическое значение такого наблюдения? Если показатели роста производительности (представленные сторонниками школы совокупной производственной функции) в течение длительного периода незначительно отличаются от результатов исторического анализа связи между технологией и экономическим ростом, не означает ли это, что нет ничего необычного или нового в информациональной экономике? Может быть, мы просто находимся на зрелой стадии индустриальной экономической системы, где постоянное наращивание производственных мощностей высвобождает трудовые ресурсы, перераспределяя их с материального производства на развитие информационных потоков? Данная концепция впервые была предложена в работе Марка Пора¹⁴.

Таблица 2.1. Среднегодовой рост выпуска продукции в расчете на одного работника

^аДля периода 1950-1960 гг., начиная с 1954 г.

^б Для периода 1870-1913 гг., начиная с 1871 г.

^вДля периода 1950-1960 гг., начиная с 1953 г.

^гДля периода 1870-1913 гг., начиная с 1871 г.

Источник: Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970, Part 1, Series F10-16.

Для ответа на этот вопрос следует рассмотреть изменение показателей роста производительности в долгосрочном периоде для стран "большой семерки" (табл. 2.1) и для стран ОЭСР (табл. 2.2). Для целей нашего исследования важно проследить изменение тенденций между рассматриваемыми периодами: 1870-1950, 1950-1973, 1973-1979 и 1979-1993 гг. Мы используем два разных источника статистических данных, и поэтому трудно сравнить уровни роста производительности между периодами до и после 1969 г., тем не менее можно судить об изменениях показателей роста внутри и между периодами для каждого источника. В целом, в период с 1870 по 1950 г. наблюдался умеренный рост производительности (он не превышал 2% для всех стран, кроме Канады), затем с 1950 по 1973 г. наблюдался высокий рост (более 2%, кроме Великобритании), и Япония лидировала в этот период; наконец, с 1973 по 1993 г. показатели роста снова низки (особенно для США и Канады) - менее 2%, кроме Италии в 1970-х годах. Даже учитывая специфику отдельных стран, ясно, что наблюдается тенденция сокращения роста производительности, начавшаяся примерно в одно время с революцией в области информационных технологий в 1970-х годах. Самые высокие показатели роста производительности приходились на период с 1950 по 1973 г., когда новые технологии и инновации, системно возникшие во время второй мировой войны, влились в динамическую модель экономического роста. Но в начале 1970-х годов производственный потенциал этих технологий иссяк, а новые информационные технологии не смогли сдержать замедление роста производительности в следующие два десятилетия¹⁵. Действительно, в США знаменитый "остаток", или ежегодный дополнительный рост производительности на 1,5 пункта характерный для 1960-х годов, не имел положительного роста в 1972-1992 гг.¹⁶. Для сравнения, расчеты проведенные Международным исследовательским центром (СЕРП)¹⁷, показали общее сокращение роста совокупной факторной производительности для ведущих стран с рыночной экономикой в 1970-х и 1980-х годах. Даже для Японии в период с 1973 по 1990 г. капитал играл более важную роль для обеспечения роста производительности, чем совокупная факторная производительность. Такой спад наблюдался во всех странах в сфере услуг, где новые средства обработки информации, казалось, должны были бы обеспечить рост производительности, однако лишь при существовании прямой и простой зависимости между технологией и производительностью. Очевидно, что дело обстояло иначе.

Таблица 2.2.

Производительность в предпринимательском секторе (темп прироста годовых показателей, в%)

^а Совокупная факторная производительность вычисляется как средневзвешенное изменения производительности труда и капитала. Для данного периода в качестве весов рассматриваются средние доли труда и капитала в национальном доходе.

⁶ Выпуск в расчете на одного работника.

^в Ввиду отсутствия соответствующих данных за начало периода для отдельных стран взяты следующие годы: 1961 г. - для Австралии, Греции и Ирландии; 1962 г. - для Японии, Великобритании и Новой Зеландии; 1964 г. - для Испании; 1965 г. - для Франции и Швеции; 1966 г. - для Канады и Норвегии; и 1970 г. - для Бельгии и Голландии.

^г Ввиду отсутствия соответствующих данных за конец периода для отдельных стран взяты следующие годы: 1991 г. - для Норвегии и Швейцарии; 1992 г. -для Италии, Австралии, Австрии, Бельгии, Ирланидии, Новой Зеландии, Португалии и Швеции и 1994 г. -для США, Западной Германии и Дании.

^д Западная Германия.

^е Агрегированные показатели были рассчитаны на основе ВВП 1992 г. (предпринимательский сектор)

рассчитанного по паритету покупательной способности 1992 г.

^ж Отрасли, расположенные на континентальной территории (не учитываются морские перевозки, а также добыча нефти и газа). Источник: OECD Economic Outlook. 1995. Июнь.

В долгосрочном периоде¹⁸ наблюдался умеренный, но устойчивый рост производительности, с некоторым замедлением в период формирования промышленной экономики (с конца XIX в. до второй мировой войны); заметным увеличением темпов роста производительности в период развитого индустриализма (1950-1973 гг.) и очередным замедлением темпов роста производительности в 1973-1993 гг., несмотря на значительный рост инвестиций в развитие технологий и ускорение темпа технологических изменений. Таким образом, с одной стороны, можно говорить о главенствующей роли технологии в процессе экономического роста, по крайней мере для западных стран в промышленную эру. С другой стороны, не похоже, чтобы в последние два десятилетия рост производительности совпадал по времени с технологическими изменениями. Это могло бы свидетельствовать об отсутствии значительных различий между индустриальной и информациональной схемами экономического роста, по крайней мере в том, что касается роста производительности. В конечном счете, мы были бы вынуждены пересмотреть теоретическую обоснованность такого разделения в целом. Однако, прежде чем отказаться от решения загадки замедляющегося роста производительности в период одной из стремительнейших и наиболее всеобъемлющих технологических революций в истории, я выдвину несколько гипотез, которые помогут открыть тайну.

Во-первых, историки экономики утверждают, что характеристикой технологических революций прошлого является наличие временного лага между появлением технологических инноваций и их влиянием на производительность. Например, Пол Дэвид, анализируя процесс распространения электрического двигателя, показал, что хотя он появился в 1880 г., реальное влияние на производительность произошло лишь в 1920-х¹⁹. Итак, для распространения технологических открытий во всей экономике, так, чтобы они увеличили производительность на видимую величину, необходимо, чтобы культура и социальные институты, деловые организации и другие факторы, влияющие на производственный процесс, прошли через серьезные изменения. Это утверждение особенно подходит для технологической революции, сконцентрированной в области знаний и информации, когда появляются операции по обработке символов, что, в конечном счете, связано с культурой общества, образованием/навыками людей. Если мы отнесем появление новой технологической парадигмы к середине 1970-х годов, а ее распространение - к 1990-м годам, то получается, что у общества в целом, фирм, институтов, организаций и людей было не так уж много времени, чтобы провести технологические изменения и принять решение об их использовании. В результате, в 1970-х и 1980-х годах новая техноэконо-мическая система не полностью обосновалась внутри национальной экономики стран и соответственно не могла найти отражение в таком совокупном показателе, как темп роста производительности в целом по экономике.

Однако этому мудрому историческому взгляду необходима социальная окраска, а именно, почему и сколько эти новые технологии должны были ждать своего часа, чтобы обеспечить увеличение производительности? Каковы условия роста производительности? Как эти условия различаются в зависимости от характеристик новых технологий? Насколько различаются степень распространения и влияние технологии на производительность в разных отраслях? Существует ли зависимость между производительностью в целом и отраслевой структурой конкретной экономики? Соответственно, можно ли ускорять или ограничивать процесс распространения новых технологий в разных странах с помощью определенной политики? Другими словами, мы не можем оставить проблему временного лага между технологией и производительностью в "черном ящике". Ее необходимо специфицировать. Итак, давайте посмотрим на изменение показателей производительности в последние 20 лет в разных странах и отраслях. Ограничим круг наших наблюдений лишь странами с развитой рыночной экономикой, чтобы не запутачься в избыточном количестве эмпирических данных (см. табл. 2.3 и 2.4).

Таблица 2.3.

Среднегодовые темпы прироста производительности в предпринимательском секторе (в %)

^а Начало периода для Японии - 1970 г., для Франции - 1971 г., для Великобритании -1966 г.

⁶ Окончание периода для США -1988 г.

^в Для Великобритании объем затрат труда оценивается количеством работников, а не количеством отработанных часов.

Источник: База данных СЕРП-OFCE, модель MIMOSA.

Для нас важен тот факт, что замедление роста производительности происходило в основном в сфере услуг, которая составляет значительную часть ВНП и концентрирует основной процент рабочей силы. Следовательно, эта сфера статистически влияет на общий показатель роста производительности. Это, казалось бы, простое наблюдение поднимает две серьезные проблемы. Во-первых, очень трудно оценить производительность во многих отраслях сферы услуг²⁰, особенно в тех, где сосредоточена основная рабочая сила: образование, медицина и правительство. Многие показатели, оценивающие производительность в этих отраслях, зачастую парадоксальны. Однако даже при рассмотрении предпринимательского сектора мы столкнемся с существенными проблемами. Например, согласно данным Бюро статистики труда, в 1990-е годы производительность в банковском секторе США росла по 2% в год. Однако эти расчеты явно занижены, потому что в банковском и финансовом секторе рост "реального выпуска" полагается равным увеличению количества отработанных часов; таким образом, о производительности труда просто и речи не идет²¹. Итак, пока мы не разработаем более точные методы анализа и соответствующий статистический инструментарий, измерение производительности во многих отраслях сферы услуг будет весьма неточным.

Во-вторых, термин "услуги" включает множество различных видов деятельности, похожих лишь тем, что они отличаются от сельского хозяйства, добывающей промышленности, строительства и производства. Понятие "услуги" является остаточным, "негативным" понятием, вызывающим значительную аналитическую путаницу (см. главу 4).

Таблица 2.4.

Среднегодовые темпы прироста производительности в отраслях, закрытых для свободной торговли (в %)

^а Начало периода для Японии -1970 г., для Франции - 1971 г., для Великобритании -1966 г. ^б Окончание периода для США -1988 г.

^в Для Великобритании объем затрат труда оценивается количеством работников, а не количеством отработанных часов.

Источник: База данных CEPII-OFCE, модель MIMOSA.

При рассмотрении разных отраслей сферы услуг наблюдается неравенство в изменении их производительности за последние два десятилетия. Согласно наблюдениям Куинна, одного из ведущих экспертов в этой области, "первоначальный анализ (середины 1980-х годов) показывает, что оценка добавленной стоимости в сфере услуг по крайней мере так же высока, как и в производственной сфере"²². С 1970 по 1983 г. некоторые отрасли в США, такие, как телекоммуникации, воздушные и железнодорожные перевозки, продемонстрировали существенный рост производительности - от 4,5 до 6,8% в год. Сравнительный анализ показывает различное изменение производительности труда в сфере услуг, она немного быстрее растет во Франции и Германии по сравнению с Соединенными Штатами и Великобританией, в то время как Япония находится где-то посередине²³. Это говорит о значительной зависимости изменения производительности от структуры сферы услуг в каждой отдельной стране (например, намного более низкий уровень занятости в розничной торговле Франции и Германии vis-a-vis США и Японии в 1970-х и 1980-х годах).

Вообще говоря, наблюдаемая общая стагнация производительности в сфере услуг противоречит оценкам аналитиков и бизнес-менеджеров, свидетельства которых указывают на поразительные перемены в области технологий и работы в офисе в течение более чем десятилетия²⁴. Действительно, детальный анализ методов учета экономической производительности выявляет источники серьезных ошибок в измерениях и оценках. Одним из важных свидетельств "деформации" американской системы расчетов является сложность оценки объема инвестиций в научные исследования и разработку программного обеспечения. Этот важнейший тип инвестиционных товаров в современной экономике все еще относится к категории "промежуточные товары и услуги", не отражается на величине конечного спроса, в результате чего происходит занижение реальных показателей роста выпуска и производительности. Еще более важным источником ошибок является трудность измерения цен многочисленных услуг в сильно диверсифицированной экономике, которая предлагает все новые товары и услуги соответственно быстро изменяющимся условиям²⁵. Итак, возможно, большая часть загадочного снижения производительности является результатом неспособности экономической статистики уследить за движениями новой информациональной экономики, точнее, за всеми многочисленными организационными изменениями, происходящими под влиянием информационных технологий.

Если это так для сферы услуг, то промышленная производительность, более легко поддающаяся измерению, предстает перед нами в совершенно ином виде. Из базы данных СЕРП видно, что темпы прироста совокупной факторной производительности в промышленности США и Японии в 1979-1989 гг. составили в среднем 3-4,1 % годовых, что существенно улучшает показатели для 1973-1979 гг. и дает более быстрый рост производительности по сравнению с 1960-ми годами. В Великобритании просматривается аналогичная тенденция, хотя темпы роста незначительно меньше, чем в 1960-х годах. Но вот Германия и Франция демонстрируют замедление роста производительности, которая с 1979 по 1989 г. увеличивается лишь на 1,5-2,4% в год, что значительно ниже ранее приведенных показателей. Таким образом, вместо ситуации, когда европейские страны догоняли США по показателям производительности, мы наблюдаем обратное, возможно, как отражение их технологического отставания от США и Японии. По данным американского Министерства труда, рост производительности в США в 1980-е годы также оказался более быстрым, чем ранее предполагалось, хотя выбранные периоды и использованные методы дали более низкие показатели, чем по данным СЕРП. Согласно их расчетам, годовой рост почасового выпуска в промышленности снизился с 3,3% в 1963-1972 гг. до 2,6% в 1972-1978 гг., в течение 1978-1987 гг. оставшись на уровне 2,6 %, что вряд ли можно назвать значительным сокращением. Увеличение производительности в США и Японии особенно заметно в отраслях, связанных с производством электроники. По данным СЕРП, в США производительность в этих секторах увеличивалась в среднем на 1 % в год с 1973-1979 гг., но затем темпы прироста вдруг резко подскочили до 11% в год в 1979-1987 гг., что повлияло на общий показатель роста производительности в обрабатывающей промышленности²⁶. В то время как Япония демонстрирует аналогичную тенденцию, Франция и Германия испытывают сокращение производительности в электронной промышленности, возможно, из-за накопленного отставания в области информационных технологий vis-a-vis США и Японии.

В конце концов, может быть, производительность и не сокращается, а постепенно увеличивается в скрытых направлениях все более высокими темпами. Технология и управление ею, связанные с организационными изменениями, могут распространяться, начиная от информационных технологий, телекоммуникаций и финансовых услуг (первых областей технологической революции) в массовое производство, затем в сферу бизнеса, постепенно охватывая разные области сферы услуг с более низкой мотивацией к внедрению технологий и большим сопротивлением организационным изменениям. Такое объяснение кажется весьма вероятным в свете эволюции производительности в США в начале 1990-х годов. Согласно некоторым источникам, в 1993-1994 гг. годовой рост производительности достиг 5,4% (одновременно реальная производительность промышленных рабочих упала на 2,7%), причем электронная отрасль опять возглавляла список²⁷. Более того, наряду с распространением новых технологий и методов управления в сфере услуг рост производительности в промышленности подтолкнул и производительность во всей экономике, увеличение которой составляло около 2% в год за 1991-1994 гг., что в 2 раза превышает показатели последнего десятилетия²⁸. Итак, мы, кажется, начинаем получать дивиденды от технологической революции в единицах производительности! Однако картина все еще неясна, а при недостатке данных невозможно утверждать, что это - общая тенденция²⁹. Возможно, анализ данных немного приземлит наше понимание инфор-мациональной экономики, однако реальная картина не будет полной без рассмотрения некоторых аналитических инструментов, позволяющих расширить исследование за рамки ненадежной статистики.

¹³ Basala (1988); Mokyr (1990); David (1975); Rosenberg (1976); Arthur (1986).

¹⁴ Porat (1977).

¹⁵ Maddison (1984); Krugman (1994a).

¹⁶ См. Council of Economic Advisers (1995).

¹⁷ Centre d'Etudes Prospectives et d'lnfonnations Internationales - СЕРП, 1992. Я использовал основные данные из отчета СЕРП, 1992 о мировой экономике, составленного на основании Модели MIMOSA. Данная модель мировой экономики была разработана исследователями этого ведущего Центра научных исследований при канцелярии французского премьер-министра. Несмотря на то, что база данных составлялась самим Центром и поэтому не полностью соответствует в периодизации и оценках различным международным источникам (OECD, статистика правительства США и т. д.), тем не менее модель весьма надежна и позволяет мне сравнивать различные экономические тенденции во всем мире по одним периодам, не меняя базу данных, что в конечном счете позволяет углубить сам анализ и его сравнительные аспекты. Однако я счел нужным использовать дополнительную информацию из стандартных статистических источников, которые указаны, где необходимо. Для получения информации о характеристиках самой модели см. CEPII-OFCE (1990).

¹⁸ Kindleberger (1964); Maddison (1984); Freeman (ред.) (1986); Dosi et al (1988a).

¹⁹ David (1989).

²⁰ См. интересное исследование Института Мак-Кинзи - попытку измерить производительность в сфере услуг (McKinsey Global Institute 1992). Однако исследование касалось лишь пяти отраслей сферы услуг, для которых относительно легко произвести оценку.

²¹ Council of Economic Advisers (1995:110).

²² Quinn (1987:122-7).

²³ СЕРП (1992: 61).

²⁴ Business Week (1995f: 86-96).

²⁵ Council of Economic Advisers (1995:110).

²⁶ Источник: СЕРП (1992), см. табл. 2.3 и 2.4 данной главы и СЕРП (1992: 58-9). Данные о производительности в производстве не соответствуют информации Бюро статистики труда США из-за разной периодизации и методик расчета. Однако в обоих источниках наблюдается похожая тенденция, а именно: нет снижения темпов роста производительности в 1980-х годах. Например, по данным Бюро статистики труда США, наблюдалась относительная стабилизация темпов роста, в то время как по данным СЕРП, - увеличение темпов роста.

²⁷ Cooper (ed.) (1994: 62), использованы данные Министерства труда США.

²⁸ Council of Economic Advisers (1995:108).

²⁹ Тенденцию к увеличению темпов роста производительности в США в середине 1990-х годов не следует принимать на веру. Как сказано в докладе Совета экономических консультантов Президенту (Council of Economic Advisers 1995): "Несмотря на то, что все факты говорят о некотором увеличении темпов роста производительности, тем не менее не надо обольщаться. Следующие несколько лет прояснят ситуацию". Действительно!

2.2.3 Информационализм и капитализм, производительность и прибыльность

Несомненно, что в долгосрочном периоде рост производительности служит источником благосостояния наций; а технология, включая организационный и управленческий аспекты, является важнейшим фактором, стимулирующим производительность. Но, с точки зрения экономических агентов, производительность - не самоцель, как и инвестирование в новые технологии и инновации. Вот почему Ричард Нельсон в последней статье по данной теме говорит, что новая база в теории экономического роста должна строиться вокруг взаимосвязей между технологическими изменениями, возможностями фирмы и национальных институтов³⁰. Фирмы и нации (или политические силы разного уровня, такие, как регионы или Европейский Союз), эти действительные агенты экономического роста, не нуждаются в технологиях ради самих технологий или в росте производительности ради блага человечества. Они действуют в данном историческом контексте в рамках правил экономической системы (информационального капитализма, как я написал выше), которая, в конечном счете, поощрит или накажет их за их действия. Таким образом, мотивацией для фирм служит не производительность, а прибыльность, для достижения которой технология и производительность могут быть важными средствами, но безусловно не единственными. Что касается политических институтов, имеющих более широкую систему ценностей и интересов, то они в экономической сфере будут пытаться максимизировать конкурентоспособность собственной экономики. Прибыльность и конкурентоспособность в действительности определяют технологические инновации и рост производительности. И именно в их конкретном историческом контексте мы сможем найти ключи к пониманию капризов производительности.

Как я уже говорил, 1970-е годы были одновременно предположительной датой рождения информационно-технологической революции и разделительной чертой в эволюции капитализма. Во всех странах фирмы отреагировали на фактическое или воображаемое снижение уровня прибыльности, приняв на вооружение новые стратегии³¹. Некоторые из этих стратегий, такие, как технологические инновации и организационная децентрализация, представлялись весьма важными в силу их потенциального эффекта и имели долгосрочную перспективу. Однако фирмы были заинтересованы и в краткосрочных результатах, отражающихся в их бухгалтерии, а для американских фирм - в ежеквартальных отчетах. При данных финансовых условиях и ценах, определяемых рынком, существует четыре основных способа увеличения прибыли: сократить производственные издержки (начав с расходов на оплату труда), увеличить производительность, расширить долю рынка и увеличить скорость обращения капитала.

За последнее десятилетие в той или иной степени, в зависимости от типа фирмы и страны, все вышеперечисленные способы были использованы, и информационные технологии являлись важным инструментом в каждом из них. Но я предлагаю гипотезу, согласно которой одна из стратегий была использована раньше и немедленно дала результаты, -это стратегия расширения рынка и борьбы за долю рынка. В самом деле, с точки зрения инвестора, слишком рискованно увеличивать производительность без предварительного расширения спроса или потенциала для него. По этим соображениям, на ранней стадии своего развития американская электронная промышленность нуждалась в военных рынках, прежде чем технологические инновации окупились на других рынках. По той же причине японские, а позже корейские, фирмы проводили протекционистскую рыночную политику, выбирая целевые отрасли и сегменты на глобальном уровне, чтобы, достигнув экономии на масштабе производства, добиться затем экономии на размахе операций. Реальный кризис 1970-х годов вовсе не был вызван шоком от повышения цен на нефть. Он заключался в том, что государственный сектор больше не мог постоянно расширять рынки и соответственно увеличивать занятость (накопление доходов) без повышения налогов на капитал или подпитывания инфляции путем создания избыточного денежного предложения и государственной задолженности³². В то время как некоторые краткосрочные меры по преодолению кризиса прибыльности состояли в сокращении численности рабочих и их зарплаты, действительной задачей для фирм и капитализма в целом был поиск новых рынков, способных поглотить растущие мощности производства товаров и услуг³³. Все это происходило на фоне существенного роста торговли по сравнению с выпуском продукции, а также прямых иностранных инвестиций в последние два десятилетия (см. рис. 2.1 и табл. 2.5). Они-то и стали двигателями экономического роста по всему миру³⁴. Правда, в эти годы мировая торговля развивалась медленнее, чем в 1960-х годах (из-за более низкого экономического роста в целом), но важна сама связь между расширением объемов товарной торговли и ростом ВВП: в 1970-1980 гг., когда ежегодный рост мирового ВВП составлял 3,4%, торговля и экспорт товаров увеличивались на 4% ежегодно. В 1980-1992 гг. эти цифры составили 3 и 4,9% соответственно. Таблица 2.6 иллюстрирует значительное оживление (в относительном выражении) мировой торговли во второй половине 1980-х годов: среднегодовой рост составлял 12,3 %. Несмотря на некоторый спад в 1993 г., в 1993-1995 гг. мировая торговля продолжала расти темпами более 4%³⁵. В модели мировой экономики CEPII³⁶ для девяти основных производственных секторов доля товаров, продаваемых на международном рынке, в общемировом производстве составила: в 1973 г. - 15,3%, в 1980 г. - 19,7%, в 1988 г. - 22,2%, а к 2000 г. достигнет 24,8%. Что касается прямых иностранных инвестиций, бороздящих мир в поисках лучших производственных условий и новых рынков. Мировой инвестиционный отчет UNCTAD показал 4% годового роста в 1981-1985 гг. и невероятный - 24% -ежегодный рост в 1986-1990 гг. В 1992 г. объем прямых иностранных инвестиций составил 2 трлн. долл. В 1990 г. торговый оборот более 170 000 филиалов и 37 000 материнских компаний составил 5,5 трлн. долл. Эту цифру можно сравнить с 4 трлн. долл. общемирового экспорта и нефакторных услуг в 1992 г.³⁷.

Для открытия новых рынков, соединяющих ценные сегменты рынков отдельных стран в единую сеть, капитал нуждался в высокой степени мобильности, а фирмы - в развитых коммуникациях. Все необходимые условия для этого процесса были обеспечены дерегулированием рынков в тесном взаимодействии с новыми информационными технологиями. Непосредственные участники техноэкономических перемен, а именно фирмы, связанные с высокими технологиями, и финансовые корпорации были первыми, кто получил прямую выгоду от этого процесса. Глобальная интеграция финансовых рынков в начале 1980-х годов, ставшая возможной благодаря использованию новых информационных технологий, оказала огромное влияние на вывод потоков капитала из национальных экономик стран. Так, Чеснэй измеряет степень интернационализации капитала, рассчитав какую долю ВВП составляют операции с акциями и облигациями, совершаемые на международном рынке³⁸: в 1980 г. эта доля в любой из развитых стран не превышала 10% ВВП, в 1992 г. она колебалась от 72,2% ВНП в Японии до 122,2% во Франции и 109,3% в США.

За последнее десятилетие путем все большей ориентации своей деятельности на глобальные рынки, интеграции рынков и максимизации конкурентных преимуществ от местоположения капитал как таковой, сами капиталисты и капиталистические фирмы сумели значительно увеличить показатели прибыльности, особенно в 1990-х годах, тем самым вернув на некоторое время условия инвестирования, от которых зависит капиталистическая экономика³⁹.

Рис. 2.1. Долгосрочные тенденции мировой торговли и промышленного выпуска (индексы и процентные показатели)

Эта рекапитализация капитализма в некоторой степени объясняет неравномерное увеличение производительности. В 1980-х годах происходил процесс массированного технологического инвестирования в коммуникационную/информационную инфраструктуру, что сделало возможным дерегулирование рынков и глобализацию капитала. Фирмы и отрасли, которые попали под прямое влияние этих поразительных перемен (такие, как микроэлектроника, микрокомпьютеры, телекоммуникации, финансовые институты), пережили взлет производительности и прибыльности⁴⁰. Вокруг этого устойчивого ядра динамичных глобальных капиталистических фирм и вспомогательных сетей нового типа совокупности фирм и отраслей были одна за другой либо интегрированы в новую технологическую систему, либо просто исчезли. Таким образом, медленный рост производительности в национальных экономиках в целом может скрывать противоречивые тенденции взрывного роста производительности в ведущих отраслях, спад активности устаревших фирм и неизменно низкую производительность в сфере услуг. Кроме того, чем больше этот динамичный сектор, концентрирующийся вокруг высокоприбыльных фирм, глобализируется и выходит за национальные границы, тем меньше имеет смысл делать расчеты показателей производительности национальных экономик или отдельных отраслей в рамках национальных границ. Несмотря на то, что наибольшая часть ВВП и рабочей силы большинства стран продолжала зависеть в основном от отечественной экономики, а не от глобального рынка, однако именно конкуренция на этих глобальных рынках в отраслях телекоммуникаций, развлечений, производственных или финансовых, определяла в конечном счете благосостояние фирм и граждан каждой страны⁴¹. Именно поэтому наряду с поиском нормы прибыльности как основной мотивации для фирм информациональная экономика также формируется обоснованными стремлениями политических институтов, заинтересованных в поддержании конкурентоспособности той экономики, которую они представляют.

Таблица 2.5.

Мировые объемы прямых иностранных инвестиций и некоторые экономические показатели, 1991 г., показатели экономического роста за 1981-1985 гг. и 1986-1990 гг.

^а Расчеты производились на основе составного годового показателя, полученного из полулогарифмического уравнения регрессии.

⁶ Данные по развитым и развивающимся странам в сумме не совпадают с данными по всем странам из-за включения государств Центральной и Восточной Европы.

^вДля 1990 г.

^г Для 1982-1885 гг.

Источники: UNCTAD, Programme on Transitional Corporations, основанная на данных балансовых отчетов Международного валютного фонда (февраль 1993 г.) и неопубликованной информации, предоставленной World Bank, International Economics Department.

Таблица 2.6. Рост показателей мирового экспорта основных групп товаров, 1985-1993 гг.

^а Включая прочие товары.

Примечание. Статистику по коммерческим услугам и промышленным товарам нельзя сравнивать напрямую, потому что, во-первых, данные о торговле коммерческими услугами менее полные по сравнению с информацией о торговле промышленными товарами, во-вторых, методике расчета показателей торговли коммерческими услугами присущи иные неточности расчетов (которые в большинстве случаев занижают соответствующие показатели).

Источник: GATT (1994).

Что касается конкурентоспособности, то это непростое, действительно противоречивое понятие стало знаменем для правительств многих стран и полем битвы между экономистами-практиками и создателями академических моделей⁴². Конкурентоспособность скорее является атрибутом таких экономических объединений, как страны и регионы, но никак не фирм, для которых традиционное и весьма сложное понятие "конкурентная позиция" кажется более приемлемым. Стивен Коэн весьма точно определил конкурентоспособность:

"Конкурентоспособность имеет разное значение для фирмы и национальной экономики. Национальная конкурентоспособность - это степень, в которой страна при свободных и честных рыночных условиях может производить товары и услуги, отвечающие требованиям международных рынков и одновременно увеличивающие реальный доход своих граждан. Конкурентоспособность на национальном уровне основывается на высоком показателе производительности, достигнутом экономикой, и способности этой экономики переносить внимание на высокопроизводительные виды деятельности, которые, в свою очередь, обеспечивают высокий уровень реальной заработной платы"⁴³.

Поскольку "свободные и честные рыночные условия" относятся к нереальному миру, то вполне естественно, что политические силы, действующие на международном рынке, расценивают этот принцип, как нечто максимизирующее конкурентные преимущества фирм, находящихся под их юрисдикцией. На самом деле, важно положение национальной экономики vis-a-vis другим странам, что и является основным легитимным фактором для правительств⁴⁴.

Стратегическая значимость конкурентоспособности, как для экономической политики, так и для политической идеологии, проистекает из двух факторов. С одной стороны, растущая независимость экономики, особенно рынков капиталов и валютных рынков, делает все более сложным существование подлинно национальной политики отдельной страны. Практически все страны вынуждены следить затем, как развиваются их сотрудничество и конкуренция с другими, в то время как темп развития их общества и политики не всегда синхронизирован с экономическими изменениями. Таким образом, конкурировать - значит укреплять свое положение относительно других с целью приобретения большей значимости в процессе переговоров, где все политические силы объединяют свои стратегии в единую взаимосвязанную систему.

С другой стороны, конкурентоспособность вышла на первый план для правительства, бизнеса, средств массовой информации, политологов и недавно - для экономистов в результате вызова, брошенного странами Азиатско-тихоокеанского региона прежде неоспоримому господству американских компаний на международной арене. Сначала Япония, затем "азиатские тигры" и, наконец, возможно, гигантский Китай, которые долго защищали собственные рынки, смогли конкурировать на мировом уровне и завоевать значительную долю рынка. Это явилось хорошей встряской американскому бизнесу и правительству и вызвало немедленную мобилизацию ресурсов⁴⁵, что очень скоро докатилось до Европы, вызвав вторую волну конкуренции уже против американцев и японцев. Новые технологии и отрасли по праву рассматривались как основной инструмент глобальной конкуренции и хороший показатель конкурентоспособности. Для этого правительства стимулировали или поддерживали программы технологических инноваций и перестройки управления, сначала в странах Азиатско-тихоокеанского региона, затем в Европе и, наконец, в США под вывеской политики конкурентоспособности⁴⁶. Различное распространение этих программ, их относительная точность и переменный успех определили некие технологические траектории, которые по-разному влияли на производительность, несмотря на всеобщий технологический шок.

Так или иначе, процесс глобализации выливается в рост производительности, потому что фирмам приходится улучшать качество работы, когда они сталкиваются с более сильной мировой конкуренцией или завоевывают долю международного рынка. В 1993 г. Институт глобальных исследований Мак-Кинзи провел изучение промышленной производительности в девяти отраслях промышленности США, Японии и Германии и выявил высокую корреляцию между индексом глобализации (оценивающим степень вовлеченности в международную конкуренцию) и относительными показателями производительности в этих отраслях⁴⁷. Таким образом, связь между информационной технологией, организационным изменением и ростом производительности наблюдается в значительной степени через призму глобальной конкуренции.

В конечном счете, погоня фирм за прибыльностью и мобилизация стран на достижение большей конкурентоспособности вызвали изменения в новом историческом уравнении между технологией и производительностью. Именно в этом процессе была создана и сформирована глобальная экономика, которая, возможно, является основной характеристикой и самой важной чертой информационального капитализма.

³⁰ Nelson (1994: 41).

³¹ Boyer (ред.) (1986); Boyer (1988a); Boyer и Ralle (1986a); Aglietta (1976).

³² Критика представителей школы монетаристов относительно источников инфляции в американской экономике кажется достаточно обоснованной: см. Friedman (1968). Однако в ней упущен из виду тот факт, что политика увеличения денежной массы также является причиной стабильного экономического роста в 1950-х и 1960-х годах: см. Castells (1980).

³³ Старая теория недопотребления, находящаяся в сердце экономической теории марксизма, а также кейнсианской политики, все еще верна, если ее поместить в новые условия глобального капитализма, см. Castells и Tyson (1988).

³⁴ Я обращаю внимание читателя на прекрасный обзор трансформаций глобальной экономики, проведенный в работе Chesnais (1994).

³⁵ World Bank (1995), GATT (1994).

³⁶ СЕРП (1992: модель MIMOSA).

³⁷ UNCTAD (1993:13 ff).

³⁸ Chesnais (1994: 209).

³⁹ Для США прибыль на единицу продукции после уплаты налогов является хорошим инструментом для оценки прибыльности нефинансовых корпораций (чем выше показатель, тем больше прибыль). В 1959 г. этот показатель составил 0,024, в 1970 г. сократился до 0,020, в 1974 г. - до 0,017, затем подскочил до 0,040 в 1978 г. и, наконец, опять упал до 0,027 в 1980 г. Начиная с 1983 г. (0,048) наблюдалась устойчивая тенденция роста данного показателя, причем темпы роста существенно возросли в 1990-х годах: в 1991 г. - 0,061, в 1992 г. - 0,067, в 1993 г. - 0,073, в Ш квартале 1994 г. - 0,080 (см. данные Council of Economic Advisers (1995: 291, таблица В-14)).

⁴⁰ Источник: СЕРП (1992). Начиная с 1980 г. показатели прибыльности были высоки в отраслях электроники, телекоммуникаций и финансов. Однако ожесточенная конкуренция и рискованные финансовые сделки стали причиной ряда банкротств и неудач. Действительно, если бы не правительство США, спасшее ряд сберегательных и кредитных ассоциаций, серьезный финансовый кризис мог стать реальностью.

⁴¹ Весь мир согласен с тем, что глобальная конкуренция играет определяющую роль в экономическом процветании наций, весь мир, кроме США, где в некоторых экономических и общественных кругах бытует убеждение в том, что экономическое здоровье страны зависит в основном от отечественных рынков, так как экспорт составлял лишь 10% ВНП в начале 1990-х годов (см. Krugman, 1994a). Несмотря на то, что размер и производительность американской экономики делают ее более автономной по сравнению с любой другой экономикой мира, тем не менее идея о квазисамостоятельности представляет собой опасную иллюзию, которую не разделяет деловая и правительственная элита. Аргументация и данные в пользу важности глобальной конкуренции для американской экономики приводятся у Cohen и Zysman (1987), Castells и Tyson (1989), Reich (1991), Thurow (1992), Camoy et al (1993b).

⁴² Дебаты о соотношении производительности и конкурентоспособности - двух основополагающих элементов возобновившегося экономического роста начались в научных и политических кругах Америки в 1990-х годах. Полу Кругману, одному из самых блестящих ученых-экономистов Америки, нужно отдать должное за то, что он подстегнул эти полезные дебаты своей энергичной критикой понятия конкурентоспособности, к сожалению, в манере, не всегда достойной ученого: см. критику Krugman (1994а); см. ответ на критику Cohen (1994).

⁴³ Cohen (1985:1).

⁴⁴Tyson и Zysman (1985:1).

⁴⁵Cohen(W3).

⁴⁶ Tyson (1992), Borrus и Zysman (1992).

⁴⁷ McKinsey Global Institute (1993).