4.1.1 Постиндустриализм, экономика услуг и информациональное общество

Классическая теория постиндустриализма объединяет три утверждения и предсказания, которые должны быть аналитически разделены³:

1. Источник производительности и роста находится в знании, распространяемом на все области экономической деятельности через обработку информации.

2. Экономическая деятельность смещается от производства товаров к предоставлению услуг. За сокращением сельскохозяйственной занятости следует необратимое сокращение рабочих мест в промышленном производстве в пользу рабочих мест в сфере услуг, которые, в конечном счете, должны сформировать подавляющую долю занятости. Чем более развитой является экономика, тем больше занятость и производство должны быть сосредоточены в сфере услуг.

3. В новой экономике будет расти значение профессий, связанных с высокой насыщенностью их представителей информацией и знаниями. Занятость в менеджменте, потребность в профессионалах и техниках будет расти быстрее, чем в любых других занятиях, и составит ядро новой социальной структуры.

Указанные выше три взаимосвязанных утверждения укореняют теорию на уровне социальной структуры, на уровне, к которому, по мнению Белла, эта теория и принадлежит, хотя различные интерпретации должны распространить теорию постиндустриализма в ее различных версиях на сферы социальных классов, политики и культуры.

Каждое из этих основных утверждений требует оговорок. В дополнение к этому, историческую связь между тремя процессами еще следует подвергнуть эмпирической проверке.

Во-первых, как мы показали в главе 2, знание и информация представляются действительно главными источниками производительности и роста в развитых обществах. Тем не менее, как мы также отмечали выше, важно учесть, что теории постиндустриализма опираются своими первоначальными предположениями на исследования Солоу и Кендрика, которые относятся к Америке первой половины XX в., к расцвету индустриальной эры. Иначе говоря, когда в самых развитых странах занятость в промышленном производстве достигла пика, рост производительности на базе знаний был чертой индустриальной экономики. Таким образом, хотя экономики конца XX в. столетия отличаются от довоенных экономик, черта, отличающая их друг от друга, кажется, не коренится прежде всего в источнике роста производительности. Соответствующее разделение проходит не между индустриальной и постиндустриальной экономиками, а между двумя формами основанного на знании промышленного и сельскохозяйственного производства и производства услуг. Как я показал в начальных главах этой книги, наиболее явная, в исторических терминах, разница между экономической структурой первой и второй половины XX в. заключается в революции в информационных технологиях и ее распространении во всех сферах социальной и экономической деятельности, включая и ее вклад в обеспечение инфраструктуры для формирования глобальной экономики. Поэтому я предлагаю сместить фокус анализа от постиндустриализма (важный вопрос социального прогнозирования все еще не имеет ответа в момент его формулирования) к информационализму. В этой перспективе общества будут информациональными не потому, что они соответствуют конкретной модели социальной структуры, а потому, что они организуют свою производственную систему вокруг принципов максимизации основанной на знании производительности через развитие и распространение информационных технологий и строят предпосылки для их утилизации (в первую очередь человеческие ресурсы и коммуникационная инфраструктура).

Второй критерий, по которому общество считается постиндустриальным согласно постиндустриалистской теории, касается сдвига в сторону сферы услуг и сокращения промышленного производства. Очевиден факт, что большая доля занятости в развитых экономиках приходится на сферу услуг и этот сектор вносит наибольший вклад в ВНП. Однако из этого не следует, что промышленные отрасли исчезают или что структура и динамика промышленности не оказывают влияния на экономику услуг. Коэн и Зисман⁴, как и другие исследователи, убедительно доказали, что многие услуги зависят от прямых связей с промышленным производством и что промышленная деятельность (отличная от промышленной занятости) является критически важной для производительности и конкурентоспособности экономики. В США, по оценке Коэна и Зисмана, 24% ВНР поступает от добавленной стоимости промышленных фирм, а другие 25% ВНП - от услуг, непосредственно связанных с промышленностью. Таким образом, они утверждают, что постиндустриальная экономика есть миф и на деле мы живем в индустриальной экономике другого рода.

Кроме того, понятие "услуга" часто считается в лучшем случае двусмысленным, а в худшем - вводящим в заблуждение⁵. В статистике занятости оно использовалось как остаточное понятие, которое охватывает все, что не входит в сельское хозяйство, горнодобывающую промышленность, строительство, коммунальные предприятия или обрабатывающую промышленность. Таким образом, категория услуг включает деятельность всех сортов, исторически прорастающую из различных социальных структур и производственных систем. Единственной общей чертой, объединяющей виды деятельности в сфере услуг, является то, что такой черты нет. Попытки определить услуги через некоторые внутренне присущие им характеристики, такие, как их "неосязаемость" в противоположность "материальности" товаров, были решительно лишены значения эволюцией информациональной экономики. Компьютерное программное обеспечение, видеопроизводство, проектирование микроэлектроники, сельское хозяйство, основанное на биотехнологии и т.д., а также многие другие критически важные процессы, характерные для развитых экономик, неизбежно объединяют свое информационное содержание с материальной поддержкой продукта, не позволяя провести четкую границу между товарами и услугами. Чтобы понять новый тип экономики и социальной структуры, мы должны начать с характеристик различных типов услуг, чтобы установить четкие различия между ними. В понимании информациональной экономики каждая из специфических категорий услуг становится столь же важной отдельной статьей, как прежние категории промышленности и услуг в предшествующем типе индустриальной экономики. По мере того как экономики становятся более сложными, мы должны диверсифицировать концепции, разбивающие на категории экономическую деятельность. В конечном счете, мы отбрасываем старую парадигму Колина Кларка, основанную на выделении первичного, вторичного, третичного секторов. Такое разделение становится эпистемологическим препятствием для понимания наших обществ.

Третье главное предсказание первоначальной теории постиндустриализма относится к экспансии информационно обогащенных занятий - управленческих, профессиональных и технических, представляющих собой ядро новой профессиональной структуры. Это предсказание также требует оговорок. Некоторые аналитики утверждали, что эта тенденция не является единственной характеристикой новой профессиональной структуры. Одновременно с ней наблюдается также рост неквалифицированных занятий в сфере услуг на нижних ступенях социальной лестницы. Эти низкоквалифицированные рабочие места, несмотря на более медленные темпы роста их численности, смогут составлять существенную долю постиндустриальной социальной структуры по абсолютной численности. Иными словами, развитые информациональные общества могут также характеризоваться все более поляризующейся социальной структурой, где верх и низ увеличивают свою долю за счет середины⁶. В дополнение к этому, в литературе часто ставится под вопрос представление о том, что эрудиция, наука и экспертные знания являются опреде-ляюще важными компонентами в большинстве управленческих и профессиональных занятий. Следует более жестко и пристально взглянуть на фактическое содержание таких общих статистических классификаций, прежде чем поспешно характеризовать наше будущее как республику ученой элиты.

Однако наиболее важным аргументом против упрощенной версии постиндустриализма является критика допущения, согласно которому три черты, которые мы исследовали, сливаются в исторической эволюции, и эта эволюция ведет к единой модели информаци-онального общества. Такая аналитическая конструкция на деле подобна формулировке концепции капитализма представителями классической политэкономии (от Адама Смита до Маркса) - концепции, основанной исключительно на опыте английской индустриализации, словно лишь для того, чтобы постоянно находить "исключения" из правила во всем разнообразии мирового экономического и социального опыта. Мы сможем проследить эмпирически, действительно ли специфическая техноэкономическая парадигма порождает специфическую социальную структуру и в какой степени, только в том случае, если мы начнем с аналитического разграничения между структурной логикой производственной системы информационального общества и его социальной структурой. И только если мы расширим культурные и институциональные рамки наших наблюдений, мы сможем отделить то, что принадлежит структуре информационального общества (как выражению нового способа развития), от того, что специфично для исторической траектории данной страны. Чтобы сделать некоторые предварительные шаги в таком направлении, я собрал и сделал отчасти сравнимыми базовые статистические данные по семи крупнейшим рыночным экономикам мира - странам "большой семерки". Таким образом я смогу сравнить с разумной аппроксимацией эволюцию их структур занятости и профессиональных структур за последние 70 лет. Я также рассмотрел некоторые прогнозы занятости для Японии и США вплоть до начала XXI в. Эмпирическая суть этого анализа состоит в попытке дифференциации различных видов деятельности в сфере услуг. Для этого я следовал хорошо известной типологии занятости, построенной Сингельманном почти 20 лет назад⁷. Концептуализация Сингельманна не лишена недостатков, но имеет существенное достоинство: она хорошо приспособлена к обычным статистическим категориям, как показано в его собственной докторской диссертации, в которой анализируются изменения структуры занятости в различных странах между 1920 и 1970 гг. Поскольку главная цель этой книги - аналитическая, я решил опереться на работу Сингельманна, чтобы сравнить свои данные за 1970-1990 гг. с его данными за 1920-1979 гг. Я построил аналогичную типологию по секторам занятости и обработал статистику стран "большой семерки" по приблизительно сравнимым категориям, продолжив анализ Сингельманна, начиная с 1970-х годов и до решающего периода развития информациональных обществ. Поскольку я не мог добиться абсолютного соответствия моей классификации видов деятельности и классификации Сингельманна, я представляю наши данные за два периода по отдельности. Их следует рассматривать не как статистические ряды, но как два отдельных статистических тренда, сделанных приблизительно эквивалентными в терминах аналитических категорий, использованных для сбора данных. Я столкнулся со значительными методологическими трудностями в установлении эквивалентных категорий между различными странами. В приложении к этой главе раскрываются детали процедур, которым я следовал в построении этой базы данных. Анализируя сами данные, я использовал простейшие статистические процедуры, всегда стремясь скорее показать фактические тренды в социальной структуре, чем использовать аналитические методы, чересчур изощренные для нынешнего уровня разработки базы данных. Я предпочел использовать дескриптивную статистику, просто предлагая направления нового теоретического понимания.

Применив сингельманновские категории видов деятельности в сфере услуг, я присоединился к структуралистскому взгляду на занятость, разбивая ее согласно месту данного вида деятельности в цепи связей, которые начинаются от производственного процесса. Так, распределительные услуги (distributive services) включают как деятельность в сфере коммуникации и транспорта, так и торговые распределительные сети (оптовые и розничные). Услуги производителям (producer services) более непосредственно относятся к тем услугам, которые кажутся решающе важными вложениями в экономику, хотя они также объемлют вспомогательные услуги бизнесу, которые не обязательно требуют высокой квалификации занятых. Социальные услуги (social services) включают всю область правительственной деятельности, а также работы, связанные с коллективным потреблением. Бытовые услуги (personal services) - это услуги, связанные с индивидуальным потреблением (от развлечений до ресторанов и баров). Несмотря на то, что эти разграничения, очевидно, весьма широки, они позволяют нам осмыслить особенности эволюции структуры занятости в разных странах, по крайней мере, с большей аналитической глубиной, чем на основе обычных статистических отчетов. Я также пытался установить различие между дихотомией товаров/услуг и разбивкой занятости на обработку информации и товарные операции*, поскольку каждое из этих членений представляет разный подход к анализу социальной структуры.

Для этого я построил два элементарных индекса - индекс занятости в предоставлении услуг/занятости в производстве товаров и индекс занятости в обработке информации/ занятости в сфере товарных операций - и рассчитал эти индексы для рассматриваемых стран и периодов. Наконец, я также рассчитал упрощенную типологию занятий по странам, строя различные страновые категории вокруг категорий, применяемых в американской и японской статистике. Хотя я серьезно озабочен определениями таких профессиональных категорий, в которых фактически смешаны профессиональные позиции и типы деятельности, использование стандартной статистики, которая широко доступна, дает возможность взглянуть на эволюцию профессиональных структур в приблизительно сравнимых терминах. Цель этой процедуры - придать новую форму социологическому анализу инфор-мациональных обществ, оценивая в сравнимых рамках различия в эволюции их структуры занятости как фундаментального показателя их общности, а также их разнообразия.

³ Bell (1976); Dordick and Wang (1993).

⁴ Cohen and Zysman (1987).

⁵ Gershuny and Miles (1983); Castells (1976); Daniels (1993); Cohen and Zysman (1987); De Bandt (ed.) (1985); Stanback (1979).

⁶ Kutner (1983); Rumberger and Levin (1984); Bluestone and Harrison (1988); Leal et al. (1993); Sayer and Walker (1992).

⁷ Singelmann (1978).

* Под товарными операциями (good-handling activities) автор понимает хозяйственную деятельность в сфере производства и обращения товаров, протекающую в горнодобывающей промышленности, строительстве, обрабатывающей промышленности, транспорте, а также оптовой и розничной торговле. Данная категория, таким образом, является более широкой, чем производство товаров (good-producing). См. Приложение Б к настоящей главе. - Прим. ред.

4.1.2 Трансформация структуры занятости, 1920-1970 и 1970-1990 гг.

Анализ эволюции структуры занятости в странах "большой семерки" должен начинаться с разграничения между двумя периодами, которые, по счастливой случайности, соответствуют нашим двум различным базам данных: приблизительно 1920-1970 гг. и 1970-1990 гг. Главное аналитическое различие между двумя периодами вытекает из факта, что в течение первого периода рассматриваемые общества стали постсельскохозяйственными, в то время как во второй период они стали постиндустриальными. Очевидно, я понимаю под такими терминами массовое сокращение сельскохозяйственной занятости в первом периоде и быстрое сокращение занятости в промышленном производстве во втором периоде. И в самом деле, все страны "большой семерки" сохранили или увеличили (и в некоторых случаях существенно) долю занятости в трансформационном секторе (transformative activities) и в обрабатывающей промышленности между 1920 и 1970 гг. Так, если мы исключим строительство и коммунальные предприятия, чтобы более пристально взглянуть на промышленную рабочую силу, мы увидим, что Англия и Уэльс только слегка понизили уровень промышленной рабочей силы: с 36,8% в 1921 г. до 34,9% в 1971 г.; США увеличили занятость в производстве с 24,5% в 1930 г. до 25,9% в 1970 г.;

Канада - с 17,0% в 1921 г. до 22,0% в 1971 г.; в Японии наблюдался драматический рост промышленной рабочей силы с 16,6% в 1920 г. до 26,0% в 1970 г.; Германия (хотя с разной национальной территорией) увеличила численность своей промышленной рабочей силы с 33,0 до 40,2%; Франция - с 26,4 до 28,1% и Италия - с 19,9 до 27,4%. Таким образом, как утверждает Сингельманн, сдвиг в структуре занятости в пользу услуг и строительства за эти полстолетия (1920-1970 гг.) прошел за счет сельского хозяйства, а не за счет промышленного производства.

В 1970-1990 гг. история выглядит совсем по-иному. Процесс экономической реструктуризации и технологической трансформации, происходивший в течение этих двух десятилетий, привел к сокращению занятости в промышленности во всех странах (см. табл. 4.1-4.14 в приложении А). Однако, хотя эта тенденция и была всеобщей, сокращение занятости в промышленности было неравномерным, ясно указывая на фундаментальную разницу социальных структур, соответствующую различиям в экономической политике и в стратегиях фирм. Так, в то время как Соединенное Королевство, США и Италия переживали быструю деиндустриализацию (сократив долю занятых в обрабатывающей промышленности в 1970-1990 гг. с 38,7 до 22,5%; с 25,9 до 17,5%; с 27,3 до 21,8% соответственно), Япония и Германия сократили долю промышленной рабочей силы умеренно: с 26,0 до 23,6% в Японии и с 38,6 до 32,2% в 1987 г. в Германии. Канада и Франция занимают промежуточную позицию, сократив занятость в обрабатывающей промышленности с 19,7 (в 1971 г.) до 14,9% и с 27,7 до 21,3% соответственно.

Наделе Англия и Уэльс стали постсельскохозяйственным обществом уже в 1921 г., когда только 7,1 % их рабочей силы было занято в сельском хозяйстве. США, Германия и Канада еще имели значительное сельскохозяйственное население (от 1/4 до 1/3 общего числа занятых), а Япония, Италия и Франция были в целом обществами, где доминировали сельское хозяйство и торговля. Начиная с этой дифференциальной начальной точки в данный исследуемый нами исторический период, тенденции сходились к структуре занятости, характеризуемой одновременным ростом промышленности и услуг за счет сельского хозяйства. Такое сближение объясняется очень быстрыми процессами индустриализации в Германии, Японии, Италии и Франции, благодаря которым избыток сельскохозяйственного населения распределялся между промышленным производством и услугами.

Таким образом, если мы рассчитаем соотношение занятости в сфере услуг и в промышленности (наш индикатор "экономики услуг"), оно покажет лишь умеренное увеличение для большинства стран между 1920 и 1970 гг. Только США (изменение с 1,1 до 2,0) и Канада (с 1,3 до 2,0) пережили значительный рост относительной доли занятости в сфере услуг в течение периода, который я называю постсельскохозяйственным. В этом смысле справедливо, что США были знаменосцем структуры занятости, характерной для экономики услуг. Так, когда занятость в сфере услуг проявила тенденцию к ускорению роста и широкому распространению в постиндустриальный период, господство сферы услуг в экономиках США и Канады еще более укрепилось (соответствующие индексы составили 3,0 и 3,3). Все другие страны следовали той же тенденции, но с различной скоростью, достигая, следовательно, различных уровней деиндустриализации. В то время как Соединенное Королевство, Франция и Италия, по-видимому, шли одним и тем же путем. Северная Америка, Япония и Германия явно выделялись, как сильные индустриальные экономики с более низкими темпами роста занятости в сфере услуг и более низким соотношением занятости в сфере услуг и в промышленности: 1,8 и 1,4 в 1987-1990 гг. Это фундаментальное наблюдение заслуживает тщательного обсуждения. Однако данная тенденция привела в 1990-х годах к тому, что большинство населения во всех странах "большой семерки" занято в сфере услуг.

Концентрируется ли занятость также в сфере обработки информации? Наше соотношение занятости в данной области к занятости в сфере товарных операций дает некоторые интересные путеводные нити для анализа. Прежде всего, для дальнейшего рассмотрения мы должны отложить данные по Японии в сторону.

Во всех других странах наблюдалась тенденция к быстрому росту процента занятости в обработке информации. Хотя в Италии и Германии рост в 1920-1970 гг. если и наблюдался, то медленный, их доля информационной занятости значительно возросла в последние два десятилетия. США удерживают самое высокое соотношение информационной занятости среди семи стран, однако Соединенное Королевство, Канада и Франция находятся почти на том же уровне. Таким образом, тенденция к обработке информации явно не является отличительной чертой США: американская структура занятости более четко отделена от других как "экономика услуг", нежели как "информационная экономика". Германия и Италия имеют значительно более низкую норму информационной занятости, но они удвоили ее в последние два десятилетия, демонстрируя ту же тенденцию.

Наиболее интересны данные о Японии. Они показывают только умеренный рост информационной занятости за 50 лет (с 0,3 до 0,4) и еще более медленный рост в последние 20 лет - с 0,4 до 0,5. Таким образом, общество, которое, вероятно, делает наиболее сильный упор на информационные технологии, общество, в котором высокие технологии играют самую значительную роль в производительности и конкурентоспособности, имеет самый низкий уровень занятости в обработке информации и самый низкий темп прогресса такой занятости. Расширение информационной занятости и развитие "информационного общества" (джохока шакаи, в японской концепции) - различные, хотя и взаимосвязанные процессы. И что действительно интересно и представляет проблему для некоторых интерпретаций постиндустриализма - это то, что Япония и Германия - две наиболее конкурентоспособные экономики среди крупных экономик в 1970-1980-х годах - являются странами с наиболее значительной занятостью в промышленности, самым низким соотношением между занятостью в сфере услуг и промышленности, самым низким соотношением занятости в обработке информации и в сфере товарных операций, а для Японии (которая продемонстрировала самый быстрый рост производительности) характерны самые низкие темпы роста информационной занятости в течение всего столетия. Я выдвигаю идею, что обработка информации является наиболее продуктивной тогда, когда она встроена в материальное производство или в сферу товарных операций, вместо того чтобы выделиться в отдельный вид деятельности в ускоряющемся разделении труда. В конце концов, большая часть автоматизации относится именно к интеграции обработки информации в сфере товарных операций.

Эта гипотеза может также помочь интерпретировать другое важное наблюдение: ни одна из семи стран не имела соотношения информационной занятости больше единицы в 1990 г., и только США приближались к этому порогу. Таким образом, из того, что информация является определяющим компонентом функционирования экономики и организации общества, вовсе не следует, что большинство рабочих мест находится или будет находиться в сфере обработки информации. Движение к информационной занятости происходит значительно медленнее и на заметно более низких уровнях, чем тренд роста занятости в сфере услуг. Таким образом, чтобы понять фактический профиль трансформации занятости в развитых обществах, мы должны теперь обратиться к дифференцированному рассмотрению эволюции каждого типа услуг в странах "большой семерки".

Для этого я сделаю сначала несколько замечаний об эволюции каждой категории услуг в каждой стране; затем я сравню относительную важность каждого типа услуг vis-a-vis каждого другого для каждой страны; наконец, я рассмотрю тенденции эволюции занятости в производстве тех услуг, которые были отмечены в литературе как характерные для "постиндустриальных" обществ. Продолжая этот анализ, я должен напомнить читателю, что чем дальше мы входим в тонкий анализ специфических категорий занятости, тем менее надежной становится база данных. Невозможность получить надежные данные по некоторым категориям, странам и периодам препятствует полной систематичности нашего анализа. Однако обзор таблиц, представленных здесь, все же предполагает, что некоторые черты заслуживают более детального анализа и дальнейшей разработки на специфических для каждой из стран базах данных.

Начнем с услуг производителям. Они рассматриваются в литературе как стратегические услуги новой экономики, обеспечивающие информацию и поддержку роста производительности и эффективности фирм. Так что их экспансия должна бы идти рука об руку с ростом сложности и производительности экономики. И в самом деле, за два периода (1920-1970,1970-1990 гг.) наблюдается значительное расширение занятости в этих видах деятельности во всех странах. Например, в Соединенном Королевстве занятость в сфере услуг производителям подскочила с 5% в 1970 г. до 12% в 1990 г.; в США за тот же период - с 8,2 до 14%; во Франции она удвоилась с 5 до 10%. Показательно, что Япония резко увеличила объем занятости в сфере услуг производителям между 1921 г. (0,8%) и 1970 г. (5,1%), причем большая часть этого роста имела место в течение 1960-х годов, в период, когда японская экономика интернационализировала свою сферу деятельности. Однако, сосредоточившись в 1970-1990-х годах на другой базе данных, мы увидим, что рост японской занятости в сфере услуг производителям между 1971 и 1990 гг. (от 4,8 до 9,6%) хотя и значителен, но все же оставляет Японию далеко позади от лидеров по доле занятости в сфере услуг производителям среди развитых экономик. Можно предположить, что значительная часть данных услуг в Японии интернализована в промышленных компаниях; это может оказаться более эффективным подходом, если мы учтем конкурентоспособность и производительность японской экономики. Гипотеза получает дополнительную поддержку из рассмотрения данных, касающихся Германии. Хотя Германия значительно увеличила долю занятости в сфере услуг производителям - с 4,5% в 1970 г. до 7,3% в 1987 г., она все же показывает самый низкий уровень занятости в сфере услуг производителям из всех стран "большой семерки". Это могло бы подразумевать большую степень интернализации услуг в германских фирмах. Если эти данные подтвердятся, мы должны подчеркнуть, что две самые динамичные экономики (Япония и Германия) имеют также самую низкую норму занятости в сфере услуг производителям, хотя очевидно, что их фирмы используют такие услуги в больших объемах, однако, вероятно, в иной организационной структуре, которая более тесно связывает услуги производителям с производственным процессом.

Несмотря на очевидность того, что услуги производителям являются стратегически решающими в развитой экономике, они все же не образуют существенную долю занятости в большинстве развитых стран, несмотря на быстрые темпы роста в нескольких из них. При неизвестной ситуации в Италии, доля занятости в других странах варьирует между 7,3 и 14%, конечно, далеко опережая сельское хозяйство, но сильно отставая от промышленного производства. Батальоны профессионалов и менеджеров действительно пополнили ряды работающих по найму в развитых экономиках, но не всегда (и не в первую очередь) в видимых позициях управления капиталом и контроля над информацией. Похоже, что экспансия услуг производителям связана с процессами вертикальной дезинтеграции и роста внешних связей, характеризующих информациональную корпорацию.

Социальные услуги образуют вторую категорию занятости, которая, согласно литературе по проблемам постиндустриализма, должна характеризовать новое общество. Это и в самом деле так. Занятость в сфере социальных услуг составляет 1/5-1/4 общей занятости в странах "большой семерки", опять-таки за исключением Японии. Но здесь интересно то, что основной рост в социальных услугах имел место в течение "бурных 60-х", фактически связывая их экспансию скорее с воздействием социальных движений, чем с подъемом постиндустриализма. Действительно, в 1970-1990 гг. США, Канада и Франция имели очень скромные темпы роста занятости в сфере социальных услуг, в то время как в Германии, Японии и Британии она росла умеренными темпами.

В целом представляется, что экспансия "государства всеобщего благосостояния" была длительным явлением с начала столетия, с моментами ускорения в отдельные периоды, различные для каждого общества, с тенденцией к замедлению в 1980-х годах. Япония является исключением, поскольку она, по-видимому, догоняла других. Она поддерживала очень низкий уровень занятости в сфере социальных услуг до 1970 г., что, вероятно, было связано с большей децентрализацией социальной поддержки через фирму и через семью. Затем, когда Япония стала крупной индустриальной державой и когда более традиционные формы поддержки нельзя было больше сохранять, Япония занялась теми формами социального перераспределения, которые присущи другим развитым экономикам, предоставляя услуги и создавая рабочие места в секторе социальных услуг. В целом, можно сказать, что хотя расширение занятости в сфере предоставления социальных услуг на очень высоком уровне является отличительной чертой всех развитых обществ, темпы такой экспансии непосредственно зависят скорее от отношений между государством и обществом, чем от стадий развития экономики. И в самом деле, экспансия занятости в сфере социальных услуг (за исключением Японии) более характерна для 1950-1970-х годов, чем для 1970-1990-х годов.

Распределительные услуги включают транспорт и связь, важнейшие виды деятельности всех развитых экономик, а также оптовую и розничную торговлю, которые, как предполагается, являются типичными для менее индустриализованных обществ. Снижается ли занятость в этих трудоемких малопродуктивных видах деятельности по мере того, как экономика прогрессирует в сторону автоматизации труда и модернизации коммерческих магазинов? Занятость в сфере распределительных услуг остается в развитых обществах на очень высоком уровне, колеблясь между '/5 и ^\/^ общей занятости, за исключением Германии, где ее доля составляла в 1987 г. 17,7%. Этот уровень занятости существенно выше, чем в 1920 г., и медленно снижался за последние 20 лет только в США (с 22,4 до 20,6%). Таким образом, занятость в сфере распределительных услуг примерно вдвое превышает занятость в сфере услуг производителям, что считается типичным для развитых экономик. Япония, Канада и Франция увеличили долю такого рода занятости в 1970-1990-х годах. Примерно половина занятости в сфере распределительных услуг в странах "большой семерки" относится к розничной торговле, хотя часто невозможно отделить данные по занятости в оптовой и розничной торговле. В целом занятость в розничной торговле за 70-летний период незначительно уменьшилась. В США она выросла с 1,8% в 1940 г. до 12,8% в 1970 г., позднее слегка сократившись с 12,9 до 11,7%. В период 1970-1991 гг. Япония увеличила занятость в розничной торговле с 8,9% в 1960 г. до 11,2% в 1990 г. и Германия, имея здесь более низкий уровень занятости (8,6% в 1987 г.), фактически увеличила ее по сравнению с 1970 г. Таким образом, до сих пор имеется большой сектор занятых в распределении, поскольку подвижки в структуре занятости в так называемой сфере услуг на практике происходят очень медленно.

Бытовые услуги рассматриваются одновременно и как пережитки протоиндустриаль-ной структуры, и как выражение (по крайней мере, для некоторых из них) социального дуализма, характерного, по мнению наблюдателей, для информационального общества. Здесь наблюдение за долгосрочной эволюцией в семи странах также напоминает о необходимой осторожности. Эти услуги продолжают составлять значительную долю занятости в 1990 г.: за исключением Германии (6,3% в 1987 г.), они варьируют в пределах 9,7-14,1%, что приблизительно совпадает с долей занятых в сфере предоставления важнейших для постиндустриального общества услуг производителям. В целом, с 1970 г. страны "большой семерки" увеличили долю данного типа занятости. Сосредоточив внимание на пресловутых "ресторанах и барах" (eating and drinking places) - любимой теме литературы, критикующей постиндустриализм, - мы увидим значительное расширение таких рабочих мест в последние два десятилетия, особенно в Соединенном Королевстве и Канаде, хотя часто смешиваются данные по занятости в ресторанах и барах с занятостью в отелях, которая также может считаться характерной для "общества досуга". В США занятость в ресторанах и барах составляла 4,9% общей занятости в 1991 г. (повысившись с 3,2% в 1970 г.), что почти вдвое превышает занятость в сельском хозяйстве, но все же меньше, чем нас просят поверить в эссе, разрабатывающих понятие "общества гамбургеров". Главное замечание, которое нужно сделать относительно занятости в бытовом обслуживании, состоит в том, что оно не исчезает в развитых экономиках, таким образом, давая основание для аргументов, гласящих, что изменения в социальноэкономической структуре затрагивают скорее тип услуг и тип работ, чем деятельность как таковую.

Попытаемся теперь оценить некоторые традиционные тезисы, касающиеся постиндустриализма, в свете эволюции структуры занятости с 1970 г., т. е. с того момента, когда Турен, Белл, Рихта и другие ранние теоретики нового информационного общества опубликовали свои исследования. Как типы хозяйственной деятельности, услуги производителям и социальные услуги считались характерными для постиндустриальных экономик, рассматриваясь и в качестве источника производительности, и в качестве отклика на социальный спрос и меняющиеся ценности. Если мы рассмотрим совокупную занятость в сфере услуг производителям и социальных услуг, мы заметим существенный рост в том, что можно назвать категорией постиндустриальных услуг во всех странах между 1970-ми и 1990-ми годами: с 22,8 до 39,2% в Соединенном Королевстве; с 30,2 до 39,5% в США; с 28,6 до 33,8% в Канаде; с 15,1 до 24,0% в Японии; с 20,2 до 31,7% в Германии;

с 21,1 до 29,5% во Франции (итальянские данные в нашей базе данных не позволяют сделать сколько-нибудь серьезной оценки этой тенденции). Таким образом, сама тенденция налицо, но она не равномерна, поскольку начинается в 1970 г. с очень разных базовых уровней: англосаксонские страны уже построили сильную базу занятости в сфере развитых услуг, в то время как Япония, Германия и Франция сохраняли намного более высокую занятость в промышленном производстве и сельском хозяйстве. Итак, мы наблюдаем два различных пути экспансии занятости в сфере постиндустриальных услуг: во-первых, англосаксонскую модель, которая смещается из промышленного производства к развитым услугам, сохраняя занятость в сфере предоставления традиционных услуг; во-вторых, японо-германскую модель, которая одновременно расширяет развитые услуги и сохраняет производственную базу, интернализуя некоторые из услуг в индустриальном секторе. Франция находится в промежуточном положении, хотя склоняется к англосаксонской модели.

Итак, эволюция занятости в течение того периода, который мы назвали постиндустриальным (1970-1990 гг.), показывает одновременно общую модель структурного сокращения рабочих мест в промышленности и два различных пути в отношении обрабатывающей промышленности: первый путь сводится к быстрому сокращению промышленной занятости при сильном расширении занятости в сфере услуг производителям (по темпам) и в предоставлении социальных услуг (по размеру), в то время как другие услуги еще сохраняются как источники занятости. Второй, иной путь более тесно связывает производство и услуги производителям, более осторожно увеличивает занятость в сфере социальных услуг, сохраняет распределительные услуги. Различия на этом втором пути наблюдаются между Японией, с большей долей населения, занятого в сельском хозяйстве и розничной торговле, и Германией, со значительно более высокой занятостью в промышленности.

Если сравнивать с 1920 г., в процессе трансформации структуры занятости не наблюдается исчезновения ни одной из крупных категорий услуг, за исключением домашней прислуги. Происходит рост разнообразия видов деятельности и возникновение множества связей между различными видами деятельности, что делает прежние категории занятости устаревшими. На самом деле, существует постпромышленная структура занятости, возникающая в последней четверти двадцатого столетия. Но существует большое число вариаций в структурах, возникающих в различных странах, и не похоже, чтобы высокая производительность, социальная стабильность и международная конкурентоспособность непосредственно ассоциировались с высочайшим развитием занятости, связанной с услугами или обработкой информации. Напротив, среди стран "большой семерки" общества, которые в недавние годы находились в авангарде экономического прогресса и социальной стабильности (Япония, Германия), по-видимому, развили более эффективную систему связей между промышленным производством, услугами производителям, социальными услугами и распределительными услугами, чем англосаксонские общества, а Франция и Италия остались на распутье между двумя линиями развития. Во всех этих обществах информационализация, по-видимому, есть более решающий фактор, чем обработка информации.

Таким образом, когда общества в массовом порядке в короткий период времени уничтожают рабочие места в промышленности, вместо того чтобы проводить индустриальную трансформацию постепенно, это происходит не обязательно потому, что они более развиты, но, скорее, потому, что они следуют специфической политике и стратегиям, которые коренятся в их культурной, социальной и политической ситуации. И выбор, который делается при проведении трансформации национальной экономики и рабочей силы, имеет глубокие последствия для эволюции профессиональной структуры, которая закладывает основы новой классовой системы информационального общества.

4.1.3 Новая профессиональная структура

Основное положение теорий постиндустриализма гласит, что люди, уже вовлеченные в различные виды деятельности, начинают занимать новые позиции в профессиональной структуре. Вообще говоря, было предсказано, что по мере движения к информациональ-ному обществу мы должны наблюдать растущую важность позиций менеджеров, профессионалов и техников, снижающуюся долю рабочих на позициях специалистов и операторов и увеличение численности клерков и продавцов. В дополнение к этому, "левая" версия постиндустриализма указывает на растущую важность полуквалифицированных (часто неквалифицированных) позиций в сфере услуг в противовес росту рабочих мест в категории профессионалов.

Исследовать точность таких предположений в эволюции стран "большой семерки" за последние 40 лет - нелегкая задача, как потому, что статистические категории в разных странах не всегда точно соответствуют друг другу, так и потому, что даты в различных статистиках не всегда совпадают. Так, несмотря на наши методологические усилия прояснить данные, наш анализ остается скорее предварительным и должен восприниматься только как первое эмпирическое приближение, нацеленное на то, чтобы предложить направление анализа эволюции социальной структуры.

Начнем, во-первых, с разнообразия профессиональных профилей по обществам. Таблица 4.15 в Приложении А сводит вместе данные об основных профессиональных категориях для каждой страны в период, на который имелась новейшая статистическая информация в момент проведения данного исследования (1992-1993 гг.). Первое и самое важное заключение из наших наблюдений - это то, что существуют большие различия между профессиональными структурами обществ, равно достойных названия информа-циональных. Так, если мы рассмотрим категорию, объединяющую менеджеров, профессионалов и техников - вершину информациональных занятий, то она была действительно очень значительной в США и Канаде, составляя в начале 1990-х годов почти 1/3 рабочей силы. Но в Японии в начале 1990-х годов она составляла 14,9%. А во Франции и в Германии в 1989 г. она составляла только четверть всей рабочей силы. В то время как доля квалифицированных рабочих и операторов существенно сократилась в Северной Америке, она все еще составляла 31,8% рабочей силы в Японии и свыше 20% во Франции и Германии. Подобным же образом работники торговли не являются крупной категорией во Франции (3,8%), но еще играют важную роль в США (11,9%) и очень значительную роль в Японии (15,1 %). В Японии очень низка доля менеджеров (только 3,8% в 1990 г. по сравнению с 12,8% в США), что может быть показателем намного более иерархичной структуры. Отличительная черта Франции - большая доля техников в высших профессиональных группах (12,4% всей рабочей силы) в противоположность Германии (8,7%). В то же время Германия имеет больше рабочих мест, чем Франция в категории "профессионалов": 13,9 против 6,0%.

Другой фактор разнообразия - это различия в доле полуквалифицированных работников сферы услуг. Она значительна в США, Канаде и Германии и намного ниже в Японии и Франции, в тех именно странах, которые, как и Италия, сохранили несколько большие по размеру традиционные сельскохозяйственные и торговые секторы.

В целом, Япония и США представляют противоположные полюсы, и их контраст подчеркивает необходимость придать новую форму теории постиндустриализма и информационализма. Данные по США хорошо совпадают с господствующей в литературе моделью попросту потому, что модель была всего лишь теоретизированием по поводу эволюции структуры занятости в США. Между тем в Японии, по-видимому, рост в категориях профессионалов сочетается с устойчивостью сильной квалифицированной рабочей силы, связанной с индустриальной эрой, и с прочным положением сельскохозяйственной рабочей силы и работников торговли, что свидетельствует о сохранении -в новых формах - занятий, характерных для доиндустриальной эры. Модель США продвигается к информационализму, заменяя старые занятия новыми. Японская модель тоже прогрессирует к информационализму, следуя, однако, по иному пути: усиливая некоторые из требующихся новых занятий, в то же время изменяя содержание занятий предшествующей эры и вытесняя при этом те позиции, которые стали препятствием для роста производительности (особенно в сельском хозяйстве). Между этими двумя моделями Германия и Франция комбинируют элементы обеих: они ближе к США в профессиональных и менеджерских занятиях, но ближе к Японии в более медленном сокращении квалифицированных рабочих и операторов.

Второе основное наблюдение свидетельствует, несмотря на продемонстрированное нами разнообразие, о существовании общей тенденции роста относительного веса наиболее очевидно информациональных занятий (менеджеров, профессионалов и техников), так же как "белых воротничков" вообще, включая работников торговли и конторских служащих. Установив наличие разнообразия, я хочу также дать эмпирическое обоснование того, что действительно существует тенденция к большему информацио-нальному содержанию в профессиональной структуре развитых обществ, несмотря на их разные культурные/политические системы и невзирая также на различные исторические особенности в процессах их индустриализации. Чтобы выявить такую общую тенденцию, нам необходимо обратить внимание на рост доли каждого занятия в каждой стране в течение рассматриваемого периода. Сравним, например (см. табл. 4.16-4.21 Приложения А), эволюцию четырех особенно значительных групп: квалифицированные рабочие и операторы; профессионалы и менеджеры; работники торговли и конторские служащие; сельскохозяйственные рабочие и менеджеры. Рассчитав степень изменения доли каждого из занятий группы, мы сможем выявить как общие тенденции, так и определенные существенные различия. Сфера управленческих, профессиональных и технических занятий быстро расширяется во всех странах, за исключением Франции. Значительно уменьшилась численность квалифицированных рабочих в США, Соединенном Королевстве и Канаде и умеренно - в Германии, Франции и Японии. Доля работников торговли несколько увеличилась в США и Франции и резко выросла в остальных четырех странах. Во всех странах значительно уменьшилась численность рабочих и менеджеров, занятых в сельском хозяйстве. Совершенно разные тенденции наблюдаются в динамике численности полуквалифицированных работников сферы услуг и транспортных рабочих: их доля существенно возросла в США и Соединенном Королевстве, умеренно увеличилась во Франции, уменьшилась либо стабилизировалась в Японии и Германии.

Из всех рассмотренных стран Япония наиболее резко улучшила свою профессиональную структуру, повысив долю менеджеров на 46,2% за двадцатилетний период и долю профессиональной и технической рабочей силы на 91,4%. Соединенное Королевство также увеличило долю своих менеджеров на 96,3 %, хотя рост численности профессионалов и техников был более умеренным (5,2%). Таким образом, мы наблюдаем большое разнообразие темпов изменения доли этой профессиональной группы в общей структуре занятости. Разнообразие в темпах возникает потому, что страны движутся к относительно общей профессиональной структуре с разных исходных позиций. Различия в стиле менеджмента и в важности промышленного производства в каждой стране также приводят к некоторым различиям в процессе изменений.

В целом, тенденция к доминированию "белых воротничков" со смещением в сторону высшего слоя становится основной (в США в 1991 г. 57,3 % рабочей силы принадлежало к "белым воротничкам"), за исключением Японии и Германии, где "белые воротнички" еще не превысили 50% общего числа занятых. Тем не менее даже в Японии темпы роста информациональных занятий были наивысшими среди различных профессиональных позиций; таким образом, Япония будет все более опираться на возрастающую рабочую силу профессионалов, хотя страна еще держится на более широкой основе квалифицированных рабочих и работников торговли, чем другие общества.

В-третьих, широко распространенное положение, касающееся растущей поляризации структуры занятости в информациональном обществе, по-видимому, не подтверждается имеющимися данными, если под поляризацией мы имеем в виду одновременное расширение (в эквивалентных терминах) "верха" и "низа" лестницы занятий. Если дело обстоит именно так, менеджерская/профессиональная/техническая группа и группа полуквалифицированных работников сферы услуг и транспортных рабочих должны расширяться с аналогичной скоростью и в аналогичных количествах. Очевидно, этого не происходит. В США полуквалифицированные работники сферы услуг действительно увеличивали свою долю в профессиональной структуре занятий, но не так быстро, как группа менеджеров и профессионалов, - они представляли только 13% рабочей силы в 1991 г. В противоположность этому менеджеры на верхушке лестницы увеличивали свою долю между 1950 и 1991 гг. намного быстрее, чем полуквалифицированные работники сферы услуг, увеличив свою численность до 12,8% рабочей силы в 1991 г., т. е. почти до уровня последних. Даже если мы добавим полуквалифицированных транспортных рабочих, мы получим в этой группе только 17,9% рабочей силы в 1991 г., что резко контрастирует с 29,7% в высшей менеджерской/ профессиональной/технической категории. Конечно, многие рабочие позиции среди конторских служащих и работников торговли, как и среди операторов, тоже относятся к полуквалифицированным, так что мы не можем точно оценить эволюцию структуры занятий в терминах квалификации. В дополнение к этому, как следует из других источников, в последние два десятилетия наблюдалась поляризация распределения доходов в США и в других странах⁸. Однако здесь я возражаю против популярного образа информациональной экономики, которая якобы обеспечивает растущее число рабочих мест в услугах низкого уровня со скоростью непропорционально более высокой, чем скорость роста доли профессионально-технического компонента рабочей силы. Согласно нашей базе данных, это вовсе не так. В Соединенном Королевстве между 1961 и 1981 гг. действительно наблюдалось существенное увеличение полуквалифицированных рабочих мест в сфере услуг, но даже там доля занятий высшего уровня росла быстрее. В Канаде доля полуквалифицированных работников сферы услуг также существенно увеличилась и достигла 13,7% в 1992 г., но менеджерские, профессиональные и технические рабочие места прогрессировали еще быстрее, почти удвоившись в числе и дойдя до 30,6% рабочей силы в 1992 г. Та же ситуация и в Германии: число рабочих мест в сфере услуг низкого уровня было ниже и увеличивалось медленнее по сравнению с занятостью в верхней части профессиональной лестницы. Франция, несмотря на существенное увеличение числа рабочих мест в сфере услуге течение 1980-х годов, все еще насчитывала в них только 7,2% рабочей силы в 1989 г. Что касается Японии, то объем занятости в сфере полуквалифицированных услуг медленно рос с 5,4% в 1955 г. до скромных 8,6% в 1990 г.

Таким образом, хотя, конечно, в развитых обществах имеются признаки социальной и экономической поляризации, в профессиональной структуре они принимают форму не расходящихся путей, но различных позиций сходных занятий по секторам и фирмам. Отраслевые, территориальные, специфические для фирм и гендерные/этнические/возрастные характеристики являются более явными источниками социальной поляризации, чем различия в типах занятости сами по себе.

Очевидно, что в информациональных обществах есть неравенство. Оно вытекает не столько из их относительно улучшенной профессиональной структуры, сколько из исключений и дискриминации, которая имеет место внутри рабочей силы и вокруг нее.

Наконец, взгляд на трансформацию рабочей силы в развитых обществах должен учитывать и эволюцию статуса занятости. И здесь наши данные также ставят под вопрос основанные исключительно на американском опыте господствующие взгляды на постиндустриализм. Так, гипотеза сокращения самозанятости в зрелых информациональных экономиках отчасти поддерживается опытом США, где процент самозанятости в общей рабочей силе снизился с 17,6% в 1950 г. до 8,8% в 1991 г., хотя он почти не изменялся за последние 20 лет. Но другие страны показывают иную динамику. В Германии эта категория сокращалась низкими, но стабильными темпами: с 13,8% в 1955 г. до 9,5% в 1975 г. и затем до 8,9% в 1989 г. Франция сохранила свою долю самозанятых в рабочей силе между 1977 и 1987 гг. (12,8 и 12,7% соответственно). Италия, хотя и является пятой крупнейшей рыночной экономикой мира, еще сохранила 24,8% своей рабочей силы в сфере самозанятости в 1989 г. Япония, испытавшая снижение самозанятости с 19,2% в 1970 г. до 14,1 % в 1990 г., все еще сохраняет значительную долю такой автономной занятости, куда мы должны добавить 8,3% работников семейных предприятий (family workers); в итоге мы обнаруживаем, что почти четверть японской рабочей силы не работает по найму. Что касается Канады и Соединенного Королевства, они за последние 20 лет обратили вспять предполагаемую вековую тенденцию корпоратизации занятости, Канада увеличила долю самозанятых с 8,4% в 1970 г. до 9,7% в 1992 г., а Соединенное Королевство увеличило долю самозанятости и работников семейных предприятий в рабочей силе от 7,6% в 1969 г. до 13,0% в 1989 г.; эта линия развития, как я покажу ниже в этой главе, продолжается в 1990-х годах.

Конечно, большинство работающих в развитых экономиках трудится по найму, но разнообразие уровней, неравномерность процесса и в некоторых случаях обращение тенденции вспять требуют дифференцированного взгляда на модели эволюции профессиональной структуры. Можно даже сформулировать гипотезу, что по мере того как сети и гибкость становятся характерными для новой индустриальной организации, а новые технологии позволяют мелким предприятиям найти рыночные ниши, происходит возрождение самозанятости и смешанного статуса занятости. Так, профессиональный профиль информациональных обществ по мере их возникновения будет намного более разнообразным, чем воображалось в квазинатуралистических предвидениях постиндустриальных теорий, искаженных американским этноцентризмом, в теориях, которые не полностью представляют даже американский опыт.

⁸ Esping-Andersen (1993); Mishel and Bernstein (1994).

4.1.4 Созревание информационального общества: прогноз занятости на XXI в.

На закате XX в. информациональное общество в своих исторически разнообразных проявлениях еще только складывается. Таким образом, аналитический ключ для обрисовки его будущего и зрелого облика может быть предоставлен прогнозами занятости и профессиональной структуры, которые дадут возможность предвидеть социальные структуры развитых обществ в первые годы грядущего столетия. Такие перспективные оценки всегда требуют экономических, технологических и институциональных допущений, которые редко опираются на солидный фундамент. Так, анализ данных, которые я буду использовать в этом разделе, является еще более предварительным, чем анализ тенденций занятости до 1990 г. Однако, используя такие надежные источники, как данные Бюро трудовой статистики США, Министерства труда Японии, правительственные данные, собираемые ОЭСР, и помня о приблизительности наших статистических выкладок, мы, быть может, сумеем построить некоторые гипотезы касательно будущих путей информациональной занятости. Мой анализ прогноза занятости будет сосредоточен главным образом на США и Японии, так как я хочу ограничить эмпирическую сложность исследования, чтобы можно было сосредоточиться на основных проблемах анализа⁹. Выделив Соединенные Штаты и Японию, которые кажутся двумя различными моделями информационального общества, я смогу лучше оценить гипотезы о конвергенции/дивергенции в структуре занятости и профессиональной структуре информационального общества.

В США Бюро статистики труда (BLS) опубликовало в 1991-1993 гг. годах серию исследований, обновленных в 1994 г.¹⁰, которые в своей совокупности предлагают широкий обзор эволюции занятости и профессиональной структуры между 1992 и 2005 гг. Ради упрощения анализа я буду ссылаться на "умеренную альтернативную проекцию" из трех сценариев, рассмотренных Бюро.

Американская экономика создаст свыше 26 млн. рабочих мест между 1992 и 2005 гг. Этот общий рост на 22% немного выше, чем в предшествующий 13-летний период 1979-1992 гг. Самые очевидные черты в прогнозах - это продолжающаяся тенденция сокращения рабочих мест в сельском хозяйстве и промышленном производстве, доля которых в 1990-2005 гг. должна падать соответственно со средней годовой скоростью -0,4 и -0,2. Однако, выпуск промышленной продукции будет по-прежнему расти немного более высокими темпами, чем экономика в целом, - на 2,3% в год. Таким образом, различные темпы роста занятости и выпуска в промышленном производстве и сфере услуг показывают существенный разрыв в производительности труда в пользу промышленности, несмотря на введение новых технологий в деятельность, связанную с обработкой информации. Промышленная производительность выше средней остается ключом к устойчивому экономическому росту, способному обеспечить рабочие места для всех других секторов экономики.

Интересные наблюдения возникают из того факта, что хотя занятость в сельском хозяйстве должна снизиться до 2,5% общей занятости, численность в профессиях, связанных с сельским хозяйством, как ожидается, возрастет, потому что в то время как численность фермеров предположительно упадет на 231 тыс. человек, появится 311 тыс. новых рабочих мест для садовников и парковых рабочих. То, что численность рабочих мест в сфере ориентированных на город сельскохозяйственных услуг превзойдет численность рабочих мест на фермах, подчеркивает, как далеко информациональные общества зашли в своем постсельскохозяйственном статусе.

Хотя только 1 млн. из проектируемых 26,4 млн. новых рабочих мест будет создан в отраслях товарного производства, снижение промышленной занятости замедлится, а некоторые профессиональные категории в промышленности, такие, как работники прецизионного производства, квалифицированные рабочие (crafts) и ремонтники, предположительно увеличат свою численность. Однако основной рост новых рабочих мест в США ожидается в сфере услуг, хотя около половины такого роста даст так называемый сектор услуг (services division), главными компонентами которого являются услуги здравоохранения и деловые услуги (business services). Деловые услуги, которые в 1975-1990 гг. были наиболее быстро растущим сектором, по-прежнему будут находиться на вершине экспансии до 2005 г., хотя с более низкими темпами роста - около 2,5% в год. Нужно сознавать, однако, что не все деловые услуги отличаются высоким содержанием знаний: важный компонент их - это работа по компьютерной обработке данных, но в период 1975-1990 гг. наиболее быстрорастущим видом деятельности были у слуги по подбору кадров, связанные с ростом временной работы и подрядами на услуги со стороны фирм. Среди других быстро растущих услуг в грядущие годы будут, как ожидается, юридические услуги (особенно параюридические), услуги проектировщиков и архитекторов и услуги в сфере образования (частные школы). В категориях BLS, финансы, страхование и операции с недвижимостью (Finance, Insurance and Real Estate - FIRE) не включены в деловые услуги. Так, к высокому росту в деловых услугах мы должны добавить умеренный, но неуклонный рост, проектируемый для категории FIRE, которая, как ожидается, составит 1,3% в год, чтобы достичь к 2005 г. 6,1 % общей занятости. При сравнении этих данных с моим анализом услуг производителям в предшествующих разделах и деловые услуги, и FIRE должны быть приняты в расчет.

Услуги здравоохранения окажутся среди наиболее быстро растущих видов деятельности - они будут расти вдвое быстрее, чем в 1975-1990 гг. К 2005 г. услуги здравоохранения дадут, судя по прогнозам, 11,5 млн. рабочих мест, т. е. 8,7% всей несельскохозяйственной занятости по найму. Чтобы оценить эту цифру на перспективу, скажем, что сравнимая численность всей промышленной занятости в 2005 г. предположительно составит 14% рабочей силы. Некоторые услуги здравоохранения, особенно для престарелых, станут наиболее быстро развивающимся сектором.

Розничная торговля, растущая со значительным среднегодовым темпом 1,6% и начинавшая с высокого уровня абсолютной численности рабочих мест, представляет третий главный источник потенциального нового роста - 5,1 млн. новых рабочих мест. Внутри этого сектора рестораны и бары дадут 42% всех рабочих мест в розничной торговле в 2005 г.

Рабочие места в федеральном правительстве, правительствах штатов и местном самоуправлении должны также значительно повысить занятость, поднявшись с 15,2 млн. в 1990 г. до 18,3 млн. в 2005 г. Более половины этого роста, как ожидается, придется на образование.

Таким образом, в целом, прогнозируемая для США структура занятости близка к первоначальному проекту для информационального общества:

рабочие места в сельском хозяйстве вытесняются;

занятость в промышленности продолжает снижаться, хотя и более низкими темпами, до тех пор, пока не будет сведена к кадровому ядру квалифицированных рабочих и техников. Большая часть занятости в промышленном производстве переносится в сферу услуг для промышленного производства;

услуги производителям, а также здравоохранение и образование, возглавляют рост занятости по темпам, а также приобретают все более важную роль по абсолютной численности;

категория низкоквалифицированной трудовой деятельности в новой экономике продолжает увеличиваться за счет торговли и услуг. Если мы обратимся к рассмотрению прогнозируемой структуры занятости, то на первый взгляд гипотеза информационализма подтверждается: наиболее быстрые темпы роста среди групп занятых наблюдаются среди профессионалов (323% за период) и технических специалистов (36,9%). Но "сервисные профессии", по большей части полуквалифицированные, также быстро растут (29,2%) и в 2005 г. составят 16,9% профессиональной структуры. Менеджеры, профессионалы и технические специалисты, вместе взятые, увеличат свою долю в общей профессиональной структуре с 24,5 % в 1990 г. до 28,9% в 2005 г. Работники торговли и конторские служащие, взятые как группа, останутся на стабильном уровне (около 28,8% общего числа занятых). Доля квалифицированных рабочих должна вырасти, что подтверждает тенденцию к стабилизации кадрового ядра рабочих, занятых высококвалифицированным трудом.

Исследуем более пристально следующий вопрос: характеризуется ли будущее информациональное общество растущей поляризацией профессиональной структуры? Относительно Соединенных Штатов Бюро статистики труда включило в свои прогнозы анализ уровня образования, необходимого для 30 профессий, которые, как ожидается, будут расти наиболее быстро, и для 30 профессий, которые будут наиболее быстро сокращаться между 1990 и 2005 гг. Анализ охватывает как темп роста или сокращения профессий, так и различия в абсолютной численности. Заключение авторов исследования гласит:

"Итак, большинство [растущих] профессий требует образования или обучения на уровне не ниже средней школы. Фактически, больше двух третей из 30 наиболее быстро растущих профессий и почти половина из 30 профессий с наибольшим ростом числа рабочих мест уже в 1990 г. имело большинство работников с образованием или обучением выше уровня средней школы"¹¹. Самое большое число быстро сокращающихся профессий ожидается в производственных отраслях промышленности и среди конторских служащих с низким уровнем навыков, которые будут сметены офисной автоматизацией. И все же на совокупном уровне среди новых рабочих мест, которые будут созданы в 1992- 2005 гг., Сильвестри предвидит лишь незначительное изменение в распределении уровня образования рабочей силы¹². Доля работников, окончивших колледж, предположительно увеличится на 1,4 процентных пункта, слегка возрастет доля тех, кто имеет образование уровня колледжа. В то же время доля выпускников средней школы уменьшится на 1 процентный пункт и незначительно сократится доля малообразованных. Таким образом, про-' слеживаются тенденции некоторой модернизации профессиональной структуры, что соответствует предсказаниям постиндустриальной теории. Однако тот факт, что высококвалифицированные профессии имеют тенденцию к более быстрому росту, не означает, что общество в целом обязательно избежит поляризации и дуализма, в связи с относительно заметным весом неквалифицированных рабочих мест, если подсчитывать их в абсолютном выражении. Прогнозы Бюро статистики труда на 1992-2005 гг. показывают, что доли занятости для профессионалов и работников сферы обслуживания, как ожидается, возрастут приблизительно одинаково - примерно на 1,8 и 1,5 процентных пункта соответственно. Поскольку эти две группы дают вместе около половины общего роста рабочих мест в абсолютных величинах, они имеют тенденцию концентрироваться на обоих концах профессиональной лестницы: 6,2 млн. новых профессионалов и 6,5 млн. новых работников обслуживания, причем заработки последних в 1992 г. были приблизительно на 40% ниже среднего заработка по всем профессиональным группам. Как пишет Сильвестри, "отчасти причина [низких заработков работников сферы услуг] состоит в том, что почти треть этих работников имели образование ниже уровня средней школы, а работников с неполным рабочим днем насчитывалось вдвое больше, чем в среднем для всех работников"¹³. Пытаясь дать синтетическое представление о прогнозируемых изменениях в профессиональной структуре, я рассчитал упрощенную стратификационную модель на базе детальных данных другого исследования Сильвестри, посвященного распределению занятости по профессиям, образованию и заработкам, для 1992 г. (фактические данные) и 2005 г. (прогноз)¹⁴. Используя медианные недельные заработки как самый прямой показатель социальной стратификации, я построил четыре социальные группы:

высший класс (менеджеры и профессионалы); средний класс (техники и квалифицированные рабочие); низший средний класс (работники торговли, конторские служащие и операторы); низший класс (сфера обслуживания и сельскохозяйственные рабочие). Пересчитав по этим категориям данные Сильвестри, я обнаружил для высшего класса рост доли занятости с 23,7% в 1992 г. до 25,3% в 2005 г. (+1,6); небольшое сокращение для среднего класса - с 14,7 до 14,3% (-0,3); сокращение для низшего среднего класса - с 42,7 до 40,0% (-2,7) и рост для низшего класса - с 18,9 до 20% (+1,1). Два факта заслуживают комментария: в одно и то же время имеют место относительное улучшение системы стратификации и умеренная тенденция к профессиональной поляризации. Это происходит потому, что налицо одновременный рост на вершине и на низших ступенях социальной лестницы, хотя на вершине рост больше.

Обратимся теперь к исследованию прогнозов японской занятости и профессиональной структуры. Мы имеем два прогноза Министерства труда. Один из них, опубликованный в 1991 г., прогнозирует (на базе данных 1980-1985 гг.) цифры на 1989,1995 и 2000 гг. Другой, опубликованный в 1987 г., дает предсказания на 1990, 1995, 2000 и 2005 гг. В обоих вариантах прогнозируются структура занятости по отраслям и профессиональная структура. Я предпочел работать на базе прогноза 1987 г., так как, будучи столь же достоверным, он более детально разбит по отраслям и достигает 2005 г.¹⁵.

Наиболее значительная черта этих прогнозов - медленное сокращение промышленной занятости, несмотря на ускорение трансформации Японии в информациональное общество. В статистическом прогнозе 1987 г. промышленная занятость составляла 25,9% в 1985 г. и должна была остаться на уровне 23,9% в 2005 г. Напомним, что в прогнозе для США ожидалось, что промышленная занятость сократится с 17,5% в 1990 г. до 14% в 2005 г., т.е. гораздо более резкое сокращение от существенно более низкой базы, Япония достигает относительной стабильности в промышленной занятости, компенсируя сокращения в традиционных секторах фактическим ростом в новейших секторах. Так, занятость в текстильной промышленности должна снизиться с 1,6% в 1985 г. до 1,1% в 2005 г., в тот же период занятость в электротехнической промышленности должна возрасти с 4,1 до 4,9%. Численность рабочих-металлистов существенно сократится, а процент рабочих мест в пищевой промышленности возрастет с 2,4 до 3,5%.

В целом, наиболее заметный рост занятости в Японии ожидается в сфере предоставления деловых услуг (с 3,3% в 1985 г. до 8,1 % в 2005 г.), что показывает растущую роль информационноемких видов деятельности в японской экономике. Однако доля занятости в финансах, страховом деле и недвижимости на 20-летний период прогноза, как ожидается, останется стабильной. Учитывая предшествующее наблюдение, можно предположить, что эти быстро растущие деловые услуги оказаны главным образом обрабатывающей промышленности и другим отраслям производства, т. е. услугами, вкладывающими знания и информацию в производство. Ожидается, что услуги здравоохранения слегка возрастут, а занятость в сфере образования составит такую же долю, как и в 1985 г.

Сельскохозяйственная занятость резко уменьшится - с 9,1 в 1985 г. до 3,9% в 2005 г., как если бы Япония, наконец, осуществила свой переход к постсельскохозяйственной (не постиндустриальной) эпохе.

В общем, за исключением деловых услуг и сельского хозяйства, ожидается, что японская структура занятости останется на редкость стабильной, снова подтверждая постепенный переход к информациональной парадигме, перерабатывая в ней содержание существующих работ, без обязательного вытеснения таких работ.

Что касается профессиональной структуры, самым существенным изменением, как ожидается, должен быть рост доли профессиональных и технических занятий, которые возрастут с 10,5% в 1985 г. до поразительных 17% в 2005 г. Управленческие профессии, хотя их доля значительно возрастет, будут составлять менее 6% общей занятости в 2005 г. Это подтверждает тенденцию к воспроизводству "подтянутой" иерархической структуры японских организаций с концентрацией власти в руках незначительного числа менеджеров. Данные также указывают на рост профессионализации работников среднего уровня и специализации задач в обработке информации и создании знаний. Доля квалифицированных рабочих и операторов сократится, но все же составит свыше четверти рабочей силы в 2005 г., опережая приблизительно на 3 процентных пункта соответствующие профессиональные категории в Соединенных Штатах в том же году. Как ожидается, категория конторских служащих также будет расти с умеренной скоростью, в то время как занятость в сельском хозяйстве снизится примерно на 2/3 по отношению к уровню 1985 г.

Таким образом, согласно прогнозам, в структуре занятости в Соединенных Штатах и Японии, кажется, продолжаются тенденции, наблюдавшиеся в 1970-1990 гг. Эти два явно разных типа занятости и профессиональных структур соответствуют двум обществам, которые одинаково можно назвать информациональными в терминах социотехнической парадигмы производства, однако с очевидно разными результатами в росте производительности, экономической конкурентоспособности и социальной сплоченности. В то время как в Соединенных Штатах становится более выраженной тенденция отхода от создания рабочих мест в промышленности и концентрации на услугах производителям и социальных услугах, Япония поддерживает более сбалансированную структуру с сильным промышленным сектором и широкой смягчающей прослойкой в розничной торговле. Японский акцент на деловые услуги значительно менее выражен в финансах и недвижимости, расширение занятости в сфере предоставления социальных услуг также более ограничено. Прогнозы профессиональной структуры подтверждают наличие различных стилей управления: японские организации устанавливают структуры сотрудничества на уровне цеха и офиса, в то же время продолжая концентрировать принятие решений в тонкой управленческой категории. В целом, общая гипотеза разных путей к информациональной парадигме в пределах общей модели структуры занятости, как кажется, подтверждается той ограниченной проверкой, которую позволили сделать представленные здесь прогнозы.

⁹ Проекции занятости для стран ОЭСР см.: OECD (1994а, р. 71-100).

¹⁰ См.: Kutscher (1991); Сагеу and Franklin (1991); Silvestri and Lukasiewicz (1991); Braddock (1992); Bureau of Labor Statistics (1994).

¹¹ Silvestri and Lukasiewicz (1991:82).

¹² Silvestri (1993).

¹³ Silvestri (1993: 85).

¹⁴ Ibid: table 9.

¹⁵ Ministry of Labor (1991).

4.1.5 Резюме: эволюция структуры занятости и ее следствия для сравнительного анализа информационального общества

В исторической эволюции структуры занятости, фундаментальной для социальной структуры, доминировала вековая тенденция роста производительности человеческого труда. По мере того как технологические и организационные инновации позволяли людям выпускать больше продукции лучшего качества с меньшей затратой сил и ресурсов, работа и работники перемещались из прямого производства в косвенное производство, из культивации сельскохозяйственных культур, извлечения полезных ископаемых и изготовления вещей в потребительские услуги и менеджмент и из узкого набора видов экономической деятельности во все более разнообразную профессиональную вселенную.

Но история человеческого творчества и экономического прогресса часто рассказывалась в упрощенном виде, затемняя понимание не только нашего прошлого, но и нашего будущего. Обычная версия описания исторического перехода (понимаемого как переход от сельского хозяйства к промышленности, а затем к услугам) в качестве объяснительных рамок для нынешней трансформации наших обществ имеет три фундаментальных дефекта:

1. Эта версия допускает гомогенность между переходом от сельского хозяйства к промышленности и от промышленности к услугам, игнорируя двусмысленность и внутреннее разнообразие видов деятельности, включенных в категорию "услуги".

2. Она не уделяет достаточного внимания поистине революционной природе новых информационных технологий, которые, допуская прямые контакты on-line между различными типами деятельности в одном и том же процессе производства, управления и распределения, устанавливают тесную структурную связь между сферами труда и занятости, искусственно разделенными на устаревшие социальные категории.

3. Она забывает о культурном, историческом и институциональном разнообразии передовых обществ, а также о том, что в глобальной экономике они взаимозависимы. Таким образом, переход к социотехнической парадигме информационального производства идет по разным направлениям, определяемым траекторией каждого общества и взаимодействием между этими разными траекториями. Отсюда следует разнообразие структур занятости/профессиональных структур в общей парадигме информационального общества.

Наши эмпирические наблюдения над эволюцией занятости в странах "большой семерки" показывают некоторые фундаментальные общие черты, которые кажутся действительно характерными для информациональных обществ: вытеснение сельскохозяйственной занятости;

постоянное сокращение традиционной промышленной занятости;

развитие услуг производителям и социальных услуг, с акцентом на деловые услуги в первой категории и услуги здравоохранения во второй группе;

растущая диверсификация сферы услуг как источника рабочих мест;

быстрый рост управленческих, профессиональных и технических рабочих мест;

формирование пролетариата "белых воротничков", составленного из конторских служащих и работников торговли;

относительная стабильность существенной доли занятости в розничной торговле;

одновременный рост на верхнем и нижнем уровнях профессиональной структуры;

относительная модернизация профессиональной структуры во времени, с более высоким ростом доли занятий, которые требуют высшей квалификации и высокого уровня образования, по сравнению с ростом категорий низшего уровня.

Отсюда не следует, что общество в целом повысило свой уровень квалификации, образования, доходов или улучшило свою стратификационную систему. Воздействие несколько модернизированной структуры занятости на социальную структуру будет зависеть от способности институтов инкорпорировать спрос на труд в рабочей силе и вознаграждать работников пропорционально их квалификации.

Однако анализ различий в эволюции стран "большой семерки" ясно показывает некоторые вариации в структурах занятости и профессиональных структурах. Рискуя чрезмерно упростить картину, мы можем предложить в качестве гипотезы две различные информациональные модели.

1. "Модель экономики услуг" представлена Соединенными Штатами, Соединенным Королевством и Канадой. Она характеризуется быстрым вытеснением промышленной занятости после 1970 г., по мере ускорения темпов движения к информационализму. Устранив уже почти всю сельскохозяйственную занятость, эта модель делает акцент на совершенно новой структуре занятости, где дифференциация среди различных видов деятельности в сфере услуг становится ключевым элементом в анализе социальной структуры. В этой модели упор делается скорее на услуги по управлению капиталом, чем на услуги производителям, а также продолжается расширение сектора социальных услуг из-за стремительного роста числа рабочих мест в здравоохранении и, в меньшей степени, в сфере образования. Она также характеризуется расширением управленческой занятости, которая включает значительное количество менеджеров среднего уровня.

2. "Модель индустриального производства" наглядно представлена Японией и в значительной мере Германией. Здесь также сокращается занятость в промышленности, но эти страны продолжают поддерживать ее на относительно высоком уровне (около 'А рабочей силы), продвигаясь шаг за шагом, что позволяет перестроить производственную деятельность в новой социотехнической парадигме. Действительно, эта модель сокращает рабочие места в промышленности, в то же время укрепляя промышленную деятельность. Частично отражая эту ориентацию, услуги производителям здесь намного более важны, чем финансовые услуги, и кажутся более непосредственно связанными с промышленными фирмами. Это не значит, что финансовая деятельность не является важной в Японии и Германии: в конце концов, восемь из десяти крупнейших банков мира - японские банки. Однако, хотя финансовые услуги действительно важны и их доля увеличилась в обеих странах, основной объем роста услуг приходится на услуги компаниям и социальные услуги. Однако в японской модели есть специфика: в ней наблюдается значительно более низкий уровень занятости в сфере предоставления социальных услуг, чем в других информациональных обществах. Это, вероятно, связано со структурой японской семьи и интернализацией некоторых социальных услуг в структуре фирм: культурный и институциональный анализ разнообразия в структуре занятости кажется необходимым для объяснения разнообразия информациональных обществ.

Франция находится в промежуточном положении и, по-видимому, склоняется к "модели экономики услуг", но при сохранении относительно сильной промышленной базы с акцентом как на производственные, так и на социальные услуги. Тесная связь между французской и германской экономикой в Европейском Союзе, вероятно, приводит к разделению труда между менеджментом и промышленной деятельностью, что в конечном счете может дать преимущества германскому компоненту возникающей европейской экономики. Италия характерна тем, что почти четверть занятых обладают статусом самозанятых. Быть может, так вводится третья модель, в которой акцент делается на иное организационное устройство, основанное на сетях мелких и средних фирм, приспособленных к меняющимся условиям глобальной экономики, и готовится почва для своеобразного перехода от протоиндустриализма к протоинформационализму.

Различные проявления таких моделей в каждой из стран "большой семерки" зависят от их положения в глобальной экономике. Иными словами, для того чтобы страна сосредоточилась на модели "экономики услуг", нужно, чтобы другие страны выполняли свою роль как индустриальные экономики. Подразумеваемые допущения постиндустриальной теории, согласно которым развитые страны должны обладать "экономикой услуг", а менее развитые должны специализироваться в сельском хозяйстве и промышленности, опровергаются историческим опытом. По всему миру многие экономики функционируют главным образом на уровне поддержания выживания населения, в то время как вне информацио-нального ядра сельскохозяйственная и промышленная деятельность процветает на базе тесной связи с глобальной экономикой, в которой доминируют страны "большой семерки".

Таким образом, структура занятости Соединенных Штатов и Японии отражает различные формы приспособления к глобальной экономике, а не просто степень продвинутое на информациональной шкале. Тот факт, что в Соединенных Штатах более низка доля промышленных рабочих или более высока доля менеджеров, частично объясняется передачей американскими фирмами промышленного производства в оффшор и концентрацией менеджмента и обработки информации в США за счет производства, создаваемого в других странах американским потреблением продуктов этих стран.

Кроме того, различные способы приспособления к глобальной экономике обязаны своим происхождением не только различной институциональной среде и экономическим траекториям, но и разной политике правительств и стратегиям фирм. Получается, что наблюдаемые тенденции могут быть обращены вспять. Если политика и стратегия могут модифицировать сочетание промышленности и сферы услуг в данной экономике, это означает, что вариации информациональной парадигмы так же важны, как и ее базовая структура. Это социально открытая, политически управляемая парадигма, главной общей чертой которой является технологическая.

По мере того как экономики быстро движутся к интеграции и взаимопроникновению, вытекающая из этого структура занятости будет в основном отражать положение каждой страны и региона во взаимозависимой глобальной структуре производства, распределения и управления. Так, искусственное разделение социальных структур институциональными границами различных наций (Соединенных Штатов, Японии, Германии и т.д.) приводит к тому, что анализ профессиональной структуры информационального общества в данной стране, взятой в изоляции от того, что происходит в другой стране, экономика которой тесно взаимосвязана с первой, уже не представляет интереса. Если японские промышленники производят множество автомобилей, потребляемых американским рынком, и множество чипов, потребляемых в Европе, то мы являемся не просто свидетелями заката американского или британского промышленного производства, но и воздействия разделения труда в различных типах информациональных обществ на структуру занятости в каждой стране.

Из таких наблюдений для теории информационализма следуют далеко идущие выводы: единица анализа, необходимая для того, чтобы охватить новое общество, должна по необходимости измениться. Фокус теории должен сместиться к сравнительной парадигме, способной объяснить в одно и то же время разделение технологий, взаимозависимость экономики и вариации истории в определении структуры занятости, распространяющейся через национальные границы.