1.2 Уроки индустриальной революции

Историки показали, что было по меньшей мере две индустриальные революции: первая началась в последней трети XVIII в. и характеризовалась такими новыми технологиями, как паровая машина, прядильный станок периодического действия, процесс Корта в металлургии, и, более широко - заменой ручных инструментов машинами. Вторая, около ста лет спустя, характеризовалась изобретением двигателя внутреннего сгорания, развитием электричества, созданием химической промышленности на базе научных достижений, эффективного сталелитейного производства и началом коммуникационных технологий с распространением телеграфа и изобретением телефона. Между двумя революциями существовала как фундаментальная преемственность, так и некоторые критически важные различия, главным из которых после 1850 г. стала решающая роль научного знания в поддержании технологического развития и управлении им²². Замечательно, что именно наличие не только различных, но и общих черт у этих двух революций может помочь понять общую логику технологических революций.

Прежде всего, в обоих случаях мы являемся свидетелями того, что Мокир описывает как период "ускоренных и беспрецедентных технологических изменений"²³, по историческим стандартам. Совокупность макроизобретений подготовила почву для расцвета микроизобретений в сельском хозяйстве, промышленности и коммуникациях. В материальной базе человечества произошел фундаментальный и исторический разрыв. Внутренняя последовательная логика этого процесса, развертывание которого зависит от проходимой исторической траектории, была исследована Полом Дэвидом и затем превращена в теорию Брайаном Артуром²⁴. Это были действительно "революции" в том смысле, что внезапный, неожиданный поток технологических приложений трансформировал процессы производства и распределения, вызвал шквал новых товаров и решающим образом сместил размещение богатства и власти на планете, внезапно оказавшейся в пределах досягаемости тех стран и элит, которые в состоянии были управлять новой технологической системой. Теневая сторона этого технологического события заключалась в том, что оно было неразрывно связано с империалистскими амбициями и межимпериалистическими конфликтами.

Однако именно в этом и состоит подтверждение революционного характера новых индустриальных технологий. Исторический подъем так называемого Запада, фактически ограниченного Британией и горсткой наций Западной Европы, а также их североамериканскими и австралийскими родственниками, был в первую очередь связан с технологическим превосходством, достигнутым в течение двух индустриальных революций²⁵. Ничто в культурной, научной, политической или военной истории мира в период, предшествующий индустриальной революции, не могло бы объяснить такое неоспоримое "западное" (англосаксонско-германское с вкраплением французских элементов) превосходство в период между 1750 и 1940 гг. Культура Китая далеко превосходила Запад на протяжении большей части доренессансной истории; мусульманская цивилизация (если взять на себя смелость использовать такой термин) доминировала в большей части Средиземноморья и имела значительное влияние в Азии и Африке в Новое время; Азия и Африка оставались по большей части организованными вокруг собственных культурных и политических центров; Россия в великолепной изоляции правила огромными пространствами Восточной Европы и Азии; Испанская империя, неповоротливая в период индустриальной революции, была главной мировой державой в течение более чем двух столетий начиная с 1492 г. Технология, выражающая специфические социальные условия, во второй половине XVIII в. сформировала новую историческую траекторию.

Эта траектория возникла в Британии, хотя ее интеллектуальные корни можно проследить по всей Европе со времени ренессансного духа открытий²⁶. В самом деле, некоторые историки настаивают, что научное знание, лежащее в основе первой индустриальной революции, уже существовало за сто лет до этого, готовое к использованию при созревании необходимых социальных условий; или, как утверждают другие, в ожидании технической изобретательности самоучек, подобных Нькомену, Уатту, Кромптону или Аркрайту, способных превратить научное знание в сочетании с ремесленным опытом в решающие новые индустриальные технологии²⁷. Однако вторая индустриальная революция, более зависевшая от нового научного знания, сдвинула центр тяжести к Германии и Соединенным Штатам, где были осуществлены главные нововведения в химической промышленности, электротехнике и телефонной связи²⁸. Историки тщательно исследовали социальные условия, в которых произошел сдвиг географии технических инноваций, часто фокусируя внимание на характеристиках систем образования и науки либо на институционализации прав собственности. Однако контекстуальное объяснение неравномерной траектории технологических инноваций кажется чрезмерно широким и открытым для альтернативных интерпретаций. Холл и Престон в своем анализе меняющейся географии технологических инноваций между 1846 и 2003 гг. показывают важность локальных питомников инновации, среди которых Берлин, Нью-Йорк и Бостон были достойны почетного титула "мировых индустриальных центров высокой технологии" в период 1880-1914 гг., тогда как "Лондон в этот период был бледной тенью Берлина"²⁹. Причина лежит в географической структуре взаимодействия систем технологических открытий и применений, а именно в синергетических свойствах того, что известно в литературе как "инновационная среда"³⁰.

И в самом деле, технологические прорывы возникают кластерами, взаимодействуя друг с другом в процессе увеличения отдачи. Какие бы условия ни определяли такой кластер, важнейший урок, который нужно помнить, состоит в том, что технологическая инновация не есть изолированное событие³¹. Она отражает данное состояние знания; конкретную институциональную и индустриальную среду; наличие некоторой квалификации, необходимой, чтобы описать технологическую проблему и решить ее; экономическую ментальность, чтобы сделать применение выгодным; наконец, сеть производителей и пользователей, которые могут кумулятивно обмениваться опытом, учась путем использования и созидания. Элита учится, создавая, расширяя сферу применения технологии, в то время как большинство людей учится, пользуясь, оставаясь поэтому в рамках ограничений, в которые технология "упакована". Интерактивность систем технологической инновации и их зависимость от некоторой среды, где происходит обмен идеями, проблемами и решениями, есть важнейшие черты, которые можно в обобщенном виде перенести из опыта прежних революций на нынешнюю³².

Позитивное влияние новых индустриальных технологий на экономический рост, уровень жизни и господство человека над противостоящей ему природой (отраженное в резком увеличении продолжительности жизни, постоянный рост которой не наблюдался до XVIII в.) в долгосрочной перспективе исторически неоспоримо. Однако это влияние проявляется не сразу, несмотря на распространение паровой машины и новых механизмов. Мокир напоминает нам, что "потребление на душу населения и жизненный уровень первоначально (в конце XVIII в.) выросли мало, но производственные технологии во многих отраслях и секторах кардинально изменились, подготавливая путь для непрерывного шумпетерианского роста во второй половине XIX в., когда технологический прогресс распространился на ранее незатронутые отрасли"³³. Это принципиально важное суждение, которое вынуждает нас оценить фактические эффекты крупных технологических изменений с учетом временных лагов, сильно зависящих от специфических условий в каждом обществе. Исторические свидетельства указывают на то, что в целом, чем теснее отношения между центрами инновации, производства и использования новых технологий, тем быстрее идет трансформация обществ, и тем больше положительная обратная связь между социальными условиями и общими условиями для дальнейших инноваций. Так, в Испании индустриальная революция уже в конце XVIII в. быстро распространилась в Каталонии, но шла куда медленнее в остальной Испании, особенно в Мадриде и на юге; только Страна Басков и Астурия вступили в процесс индустриализации к концу XIX в.³⁴. Границы индустриальной инновации в большой степени совпадали с границами областей, которым на протяжении двух столетий было запрещено торговать с испано-американскими колониями: в то время как андалузская и кастильская элита, так же как и Корона, могли жить на свою американскую ренту, каталонцы должны были обеспечивать себя с помощью собственной торговли и изобретательности, подвергаясь при этом давлению жестко централизованного государства. Отчасти в результате такой исторической траектории Каталония и Страна Басков оставались единственными полностью индустриализованными районами вплоть до 1950-х годов, а также главными питомниками предпринимательства и инновации, что резко контрастировало с характером развития в остальной Испании. Так специфические социальные условия благоприятствуют технологической инновации, которая сама облегчает путь экономическому развитию и дальнейшей инновации. Однако воспроизводство таких условий есть проблема культурная и институциональная, как и экономическая и технологическая. Трансформация социальной и институциональной среды может изменить темп и географию технологического развития (в качестве примера можно привести Японию после реставрации Мэйдзи или Россию в краткий период при Столыпине), несмотря на то, что предшествующая история тянет за собой значительный инерционный шлейф.

Последний и существенный урок индустриальных революций, который я считаю уместным привести в этом анализе, противоречив: хотя обе они принесли с собой целый набор новых технологий, которые фактически сформировали и трансформировали индустриальную систему на последующих этапах, в их ядре находилась фундаментальная инновация в сфере производства и распределения энергии. Р. Дж. Форбс, классик истории технологии, утверждает, что "изобретение парового двигателя есть центральный факт индустриальной революции". За ним последовало введение новых перводвигателей и мобильного парового двигателя, благодаря которому "мощь паровой машины могла быть создана там, где нужно, и в желательном размере"³⁵. И хотя Мокир настаивает на многоликом характере индустриальной революции, он также думает, что "невзирая на протесты некоторых историков экономики, паровой двигатель все же рассматривается большинством как квинтэссенция изобретений индустриальной революции"³⁶. Электричество было центральной силой второй революции, несмотря на другие исключительно важные разработки в химической промышленности, производстве стали, двигателях внутреннего сгорания, телеграфной и телефонной связи. Это верно потому, что благодаря генерированию и передаче электроэнергии, электричество смогло применяться во всех других областях, и стала возможной связь между этими областями. Лучший пример - электрический телеграф, впервые экспериментально использованный в 1790-х годах и широко распространившийся после 1837 г. Он превратился в крупномасштабную коммуникационную сеть, связывающую весь мир, только после того, как смог опереться на распространение электроэнергии. Начиная с 1870-х годов, широкое распространение использования электричества изменило транспорт, телеграфную связь, освещение и, не в последнюю очередь, фабричный труд благодаря внедрению электромоторов. И в самом деле, хотя фабрики ассоциируются с первой индустриальной революцией, они почти столетие не применяли паровой двигатель, широко используемый в ремесленных мастерских, в то время как многие крупные фабрики продолжали использовать усовершенствованные источники водной энергии (и поэтому их долгое время называли мельницами). Именно электродвигатель породил и одновременно сделал возможной крупномасштабную организацию труда на индустриальной фабрике³⁷. Как писал Р. Дж. Форбс (1958 г.):

"В течение последних 250 лет пять великих новых источников энергии породили то, что часто называют Эпохой Машин. Восемнадцатое столетие принесло паровой двигатель, девятнадцатое -водяную турбину, двигатель внутреннего сгорания и паровую турбину, двадцатое столетие - газовую турбину. Историки часто чеканили крылатые выражения, чтобы обозначить определенные движения или течения в истории. Такова "индустриальная революция" - название цепи событий, которую часто описывают как начавшуюся в восемнадцатом столетии и распространившуюся на большую часть девятнадцатого. То было медленное движение, но оно вызвало перемены, столь глубокие и сочетающие материальный прогресс с социальными сдвигами, что в целом они вполне могут быть названы революционными, если мы примем во внимание эти крайние даты"³⁸.

Так, действуя на процесс, стоящий в центре всех процессов, т. е. на энергию, необходимую для производства, распределения и коммуникации, две индустриальные революции распространились по всей экономической системе и пропитали всю социальную ткань. Дешевые, доступные, мобильные источники энергии расширили и усилили мощь человеческих мускулов, создав материальную базу для исторического движения к экспансии человеческой мысли.

²² Singer et al. (1958); Mokyr (1985). Однако, как указывает сам Мокир, связь между наукой и технологией присутствовал также и в первой индустриальной революции в Британии. Так, решающее усовершенствование Уаттом паровой машины Ньюкомена стало возможным при участии друга и покровителя Уатта Джозефа Блэка, профессора химии университета Глазго, где Уатт в 1757 г. был "изготовителем математических инструментов для университета" и проводил собственные эксперименты на. модели машины Ньюкомена (см. Dickinson 1958). И действительно, Абелоуд (Ubbelohde 1958:673) сообщает, что "разработка Уаттом конденсатора для пара, отделенного от цилиндра, в котором движется поршень, было тесно связано с научными исследованиями Джозефа Блэка (1728-1799), профессора химии университета Глазго, и вдохновлено ими".

²³ Mokyr (1990: 82).

²⁴ David (1975); David and Bunn (1988); Arthur (1989).

²⁵ Rosenberg and Birdzell (1986).

²⁶ Singer etal. (1957).

²⁷ Rostow (1975); см. аргументацию в Jewkes et al. (1969) и исторические свидетельства в Singer et al.(1958).

²⁸Mokyr(1990).

²⁹ Hall and Preston (1988:123).

³⁰ Происхождение концепции "инновационной среды" (milieu of innovation) можно проследить в работе Aydalot (1985). Эта концепция также имплицитно присутствовала в работе Anderson (1985) и в разработке Arthur (1985). Примерно в это же время Питер Холл и я в Беркли, Роберто Каманьи в Милане и Денис Майа в Лозанне в недолгом сотрудничестве с покойным Филиппом Айдало начали разрабатывать эмпирический анализ среды инновации, темы, которая в 1990-х годах стала (и правильно) надомным исследовательским промыслом.

³¹ Специальное рассмотрение исторических условий, необходимых для возникновения кластеров технологических инноваций, не может быть предпринято в пределах этой главы. Полезные размышления на этот предмет можно найти у Mokyr (1990) и Gille (1978). См. также Mokyr (1990: 298).

³² Rosenberg (1976,1992); Dosi (1988).

³³ Mokyr (1990:83).

³⁴ Fontana (1988); Nadal and Can-eras (1990).

³⁵ Forbes (1958:150).

³⁶ Mokyr (1990; 84).

³⁷ Hall and Preston (1988); Can by (1962); Jarvis (1958). Одна из первых детальных спецификаций для электрического телеграфа содержится в письме, подписанном "С,М-", опубликованном в Scots Magazine в 1753 г. Один из первых практических экспериментов с электрической системой был предложен каталонцем Франсиско де Сальва в 1795 г. Имеются неподтвержденные сообщения, что телеграф с линией из одного провода, использующий схему Сальва, был фактически построен между Мадридом и Аранху-эсом (26 миль) в 1798 г. Однако только в 1830-х годах (Уильям Кук в Англии, Сэмюэл Морзе в Америке) был установлен электрический телеграф, а в 1851 г. был проложен первый подводный кабель между Дувром и Кале (Gan-att (1958); см. также Мокуг (1990); Sharlin (1967)).

³⁸Foгbes(1958:148).